Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Калинич внезапно замолчал и, резко почувствовав усталость, бессильно осел в кресло. У него перехватило дыхание, в ушах пульсировал шум, в груди болезненно сжался тугой ком, не давая продохнуть. А мефистофельские глаза Бубрынёва, мечущие искры и молнии, волком смотрели на него исподлобья. Видя, что Калинич больше не способен дискутировать, он незамедлительно воспользовался этим и высокомерно изрек:
— Что ж, я за тех, кто умеет мечтать и добивается своего. Однако каждый занимает такую экологическую нишу, которую он в состоянии занять и удерживать. Бог свидетель, я всеми силами стремился помочь Вам, не забыв при этом, разумеется, и о себе. Вы же, вместо того, чтобы жить в симбиозе с обществом, наивно надеетесь лбом прошибить стену. Я всего лишь предлагал Вам наиболее рациональный выход, но никак не навязывал. Звезды склоняют, но не принуждают, говорили древние астрологи. Как гласит арабская народная мудрость, коня можно подвести к водопою, но нельзя заставить пить. На «нет» и суда нет. Жалею, что потерял с Вами время. Все тогда. Не смею больше Вас задерживать. Желаю успеха.
Бубрынёв был мрачнее тучи. Куда и делась прежняя доброжелательность. Но он все еще надеялся, что Леонид Палыч одумается, пойдет на попятную, предложит свои условия сотрудничества. Но он ошибся. Превозмогая боль в груди, Калинич встал и с трудом сказал полушепотом:
— Простите, что не оправдал Ваших надежд, Иван Лукьяныч. До свидания.
Ни слова не проронив в ответ, Бубрынёв достал из папки приказ, столь торжественно подписанный в присутствии Калинича, демонстративно разорвал его и, скомкав, небрежно швырнул в мусорную корзину. Подобным образом когда-то Саддам Хусейн перед объективами телевизионных камер разорвал территориальный договор Ирака с Ираном.
XVI
Калинич вышел из института с ощущением того, что сегодня рабочий день не удался. Он вынул мобильник и позвонил Ане.
— Леня? Здорово. Ну, что ты сегодня скажешь? Чем оправдаешь свое загадочное молчание в течение целого дня? — спросила она устало.
— Привет, Аня. Можно к тебе сейчас приехать? — ответил он вопросом на вопрос.
— Сейчас? Приехать? Но уже поздно. Тебе домой нужно. Лида с ума сойдет. А что, случилось что-нибудь? — озабоченно поинтересовалась Аня.
— Да. Был важный разговор. И очень неприятный, — мрачно ответил Калинич.
— Леня, а до завтра нельзя отложить? — предложила она.
— До завтра я с ума сойду, если с тобой не поговорю. Либо меня хватит инсульт или инфаркт! — выпалил Калинич.
— Зачем же так ужасно? Не надо. Лучше приезжай. Только Лиде позвони. Придумай что-нибудь. Жду, — согласилась Аня и прервала связь.
Леонид Палыч спрятал мобильник и поднял руку, останавливая удачно подвернувшееся свободное такси.
XVII
Анина кухня была излюбленным местом их откровенных бесед, ставших особенно частыми в последние три месяца. Калинич с удовольствием съел бутерброд с ветчиной и порцию салата из огурцов и помидоров, обильно сдобренного черным перцем, луком и чесноком. От более плотного ужина он отказался, мотивируя тем, что недавно его неплохо накормил Бубрынёв. На газовой плите шумел старый эмалированный чайник, придавая кухонной обстановке особый уют. Аня внимательно слушала все, что рассказывал Калинич за ужином, не перебивая ни единым словом. Наконец, он выговорился и вопросительно взглянул в глаза своей подруги, сидевшей у края стола. Они излучали необыкновенное тепло и были насквозь проникнуты душевной близостью, которая сейчас была ему так необходима, и за которой он, собственно, к ней приходил всегда. И вот, пришел сейчас.
— Ага! Учуяли шакалы чужую добычу! На свежатинку спешат! Нет уж! Фигушки! — весело сказала Аня, показав кукиш воображаемым «шакалам».
Ее тонкий большой палец далеко выпятился между указательным и средним, и она проворно зашевелила им вверх-вниз.
Калинич, взглянув на ее комбинацию из трех пальцев, весело расхохотался. Особых поводов для смеха у него не было, но уж очень смешно выглядела эта «живая» дуля. Аня тоже зажигательно засмеялась. Калинич привлек ее к себе и нежно поцеловал.
— Ты у меня такая умница! Сумела рассмешить в такой ситуации и при самом гнусном настроении! Что бы я без тебя делал! — сказал Калинич, вытирая носовым платком слезы, выступившие от смеха.
— Это, конечно, смех сквозь слезы. Завтра, я знаю, против меня начнется всеобщая травля. Возможно, меня даже уволят. А мне ведь до пенсии — всего-ничего, — задумчиво сказал Калинич.
— Все равно не сдавайся. Уволят — ну и что? Два годика перебьешься как-нибудь.