– Да. Надо признать, он умеет довести до исступления, если захочет…

– Малыш!

Правильно расценив этот предупреждающий рык, Белка, не выдержав, все-таки расхохоталась.

– Ой, не могу больше! Простите, милая леди, но я действительно на грани: сейчас лопну от смеха. Говорю же: умеет, когда надо!

– Ну-ка, иди сюда! Немедленно!

– Не-а, – всхлипнула она одновременно со Шранком. – Не могу, честно. Я еще пожить хочу. Так что, с твоего позволения, я малость обожду.

– Попадись мне только! – пригрозил Таррэн, сверкая сквозь черную шевелюру кончиками алых ушей. – И не думай, что я забуду! Между прочим, упал туда не я! Шранк, перестань скалиться, паразит! Это был ты, воевода Торков! А я вообще в тот день отсутствовал на заставе!

– Конечно, отсутствовал, – все еще смеясь, призналась Белка. – Но с твоим участием эта история стала смотреться гораздо выигрышнее. Правда, Шранк?

Воевода утер слезящиеся глаза и торопливо закивал, стараясь не загоготать во все горло. Нет, он, конечно, знал манеру Белика хохмить и ехидничать, но чтобы так…

– Безусловно.

– Вот видишь. Даже ушастые развеселились, хотя и сдерживаются изо всех сил. А значит, я свое дело сделал: все довольны, всем хорошо, все счастливы.

– Я недоволен, – буркнул Таррэн, остывая так же неожиданно, как и вспыхнул. – Ехидна! А задницу я тебе все-таки надеру. Позже. Когда ты потеряешь бдительность и вернешься.

Белка осторожно выглянула из-за шеи Карраша и оценивающе взглянула на его лицо: рассерженное немного, полное досады из-за того, что так нелепо попался на провокацию, со слегка красноватыми глазами, к которым постепенно возвращалась прежняя изумрудная чистота. Кажись, пронесло?

Она уже без опаски выбралась наружу. Хитро подмигнула Шранку, физиономия которого от тщетных усилий не хохотать в голос приобрела сочный сливовый оттенок. Весело переглянулась со смущенной эльфийкой. И наконец осторожно заглянула в глаза благоверного.

– Ушасти-и-ик? Ты еще злишься?

– Отстань, – раздраженно дернул ухом эльф.

– Подумаешь, беда… Я ж не со зла, а с целью повышения морального духа нашего маленького отряда. И потом, я обещал тебя наказать? Обещал. Теперь можешь считать, что мы квиты.

– Квиты?!

– Ну да. Ты промолчал про леди Мирену, а я малость свредничал, чтобы ее развеселить. Все честно.

Таррэн возмущенно вскинулся, набрал в грудь побольше воздуха и… сокрушенно покачал головой.

– Ну, малыш…

– Да-да, можешь не повторяться. Я знаю, что ты меня любишь, – лучезарно улыбнулась Белка, а он только вздохнул.

– Я уже почти забыл, каково это.

– Что именно?

– Чувствовать на своей шкуре, какой ты можешь быть занозой!

– Гм. Никак, прошлое припомнил? – лукаво прищурилась она. – Герра Хатора и его караван? Гаррона? Молота, Ирбиса? Или как я вас доводил целых три недели, не жалея сил и времени?

Таррэн невольно улыбнулся.

– Хорошее было время, хотя порой так хотелось тебя прибить!

– О-о-о! Интересно, каким именно способом? Удавить? Проколоть? На суку повесить? Или даже четвертовать?

– А вот не скажу, – неожиданно усмехнулся эльф. – Раз уж тебе приспичило повредничать, то получи той же монетой по тому же месту.

– Таррэн! – возмущенно ахнула Белка под тихий смешок Шранка. – Ну-ка, колись сейчас же!

– Ни за что.

– Это нечестно!

– Почему? Тебе можно, а мне нет?

– А если я… попрошу? – неожиданно сменила она тактику. Голос стал мягким, бархатистым. Огромные голубые глаза замерцали зеленоватыми искорками и, казалось, заглянули прямо в душу. – Очень попрошу. Пожа-а-алуйста…

Таррэн мужественно мотнул головой.

– Нет.

– Ушасти-и-ик…

– Нет. До вечера не скажу ни слова.

– Фу, какой вредный! – Она досадливо поджала губы. – Ладно, сочтемся. Тогда ты не будешь возражать, если я расскажу леди Мирене еще пару забавных случаев? Например, о Траш? О Каррашике? О том, как они тебя по первости гоняли, а ты улепетывал сломя голову?

– Не было такого, – твердо ответил эльф. – Шранк тоже подтвердит, что в твоих словах нет ни капли правды. Так что прекрати этот примитивный шантаж и смирись: до вечера не узнаешь ни словечка. И перестань морочить лю… эльфам головы – это невежливо.

Белка кокетливо изогнула бровь.

– Ах так? Упорствуем, значит? Отлично. Каррашик, пойдем-ка подальше от этого злыдня, который мешает нам развлекаться. Пробежимся с тобой вволю, станцуем, споем потихоньку, пока эти черепахи будут добираться на своих клячах… помнишь нашу любимую?

Мимикр с готовностью рыкнул, прибавив шагу.

– Молодец! Пока-а-а, улитки остроухие! А ну, запе-вай! – помахала она ручкой, стремительно удаляясь, а потом вполголоса замурлыкала до боли знакомый мотив «Откровений лесной нимфы».

Таррэн приглушенно ахнул, понимая, как изящно она его подставила, но слишком поздно сообразил, что не надо было с ней тягаться в остроумии: коварная Гончая всегда последнее слово оставляла за собой. И сейчас она была уже недосягаема. Не крикнешь теперь, не поругаешься, даже не сдашься на ее милость: Белка бесследно исчезла за поворотом. Зато длинная, проникновенная мелодия, которую и захочешь – не перепутаешь, с отвратительной ясностью полилась между стен каменного ущелья. То отдалялась, то приближалась, будто измываясь над раздраженными эльфами, но ни на секунду не умолкала. Без слов, конечно, но их уже и не требовалось: проклятую «народную» песню и так знали все от мала до велика. Словно колыбельная, она лилась и лилась отовсюду, заставляя перворожденных оцепенеть от осознания такого изощренного коварства. Затем – побагроветь, вспыхнуть праведным гневом, но быстро понять, что терпеть подобное издевательство придется еще о-о-очень долго, до самого привала. Стиснуть кулаки, пытаясь не слышать треклятую музыку. До скрипа сжать челюсти. И, наконец, начать точить ножи и зубы на одного мелкого, наглого, бессовестного, абсолютно не знающего границ монстра, носящего скромное человеческое имя Белик.

К тому времени, когда на Серые пределы опустилась ночь, зажатая между скалами узкая тропинка превратилась в нормальный тракт, а перед глазами во всей красе выросли неодолимые кряжи Драконьего хребта, Линнувиэль неожиданно осознал, что больше не способен злиться. Так бывает, когда слишком долго поддаешься какой-то эмоции, тратишь на нее силы, мысленно бесишься, планируешь, ругаешься про себя. Живописно представляешь в уме, как раз за разом решаешь все споры одним взмахом отточенного клинка, а затем наслаждаешься неописуемым чувством победы, упиваешься отмщением и жадно вдыхаешь аромат свободы…