Младший хранитель облегченно вздохнул, когда подбежавшие мальчишки подхватили поводья и увели утомленного скакуна в конюшню. Не ответил на поклон низкорослого толстячка, самолично выбежавшего встречать важных посетителей. Проигнорировал любопытные головы зевак за забором и, не желая больше задерживать свою припозднившуюся ледяную гостью, следом за расторопной служанкой скрылся в одной из комнат.

Едва за миловидной девушкой закрылась дверь, Линнувиэль в изнеможении прислонился к створке спиной и медленно сполз на пол, тщетно пытаясь избавиться от пропылившегося плаща.

Нет, не так… не спешить и не суетиться… Смерть, как известно, не любит торопыг. Она всегда приходит вовремя и лишь тогда, когда ты готов ее встретить. Она всегда знает, что нужно каждому ее клиенту. Она подождет еще немного, пока он не подготовится как положено. Не станет торопиться. И его не поторопит. Нет. Точно не станет, потому что смерть всегда милосерднее жизни. С ней уходят все печали, только она забирает все тревоги, боль и тоску по несбывшемуся. Она знает о каждом все. Даже то, о чем не рассказывают никому. А ей рассказать можно, ведь она никогда не смеется.

Младший хранитель медленно стащил с себя куртку, поднялся с пола, добрался до кровати, обронив где-то по пути свой плащ. Отстегнул ножи с пояса (не понадобятся больше), педантично сменил рубаху, не подумав о том, что та скоро тоже испачкается в крови. Тщательно умылся. Распустил волосы, позволив им свободно струиться по плечам. Затем дрожащими пальцами достал родовые клинки и обессилено прижался лбом к холодному металлу.

– Вот и все…

Линнувиэль судорожно сглотнул, чувствуя, как медленно утекают последние секунды. Почтительно опустился на колени, тяжело дыша и с трудом удерживаясь в сознании. Наконец, упер рукояти мечей перед собой, скрестил так, чтобы опасно поблескивающие клинки были нацелены точно в грудь, чтоб уж наверняка призвать смерть, и не только песней… Криво усмехнулся, когда один из них попытался уклониться от намеченной траектории, и, уверенно сжав пальцы на рифленых, с детства знакомых рукоятях, тихо запел:

Он не успел закончить песнь прощания, чтобы достойно уйти из этого мира. Всего один-единственный куплет, который посвятил бы милосердной богине, что с одинаковой легкостью забирала во тьму мятущиеся души и смертных, и эльфов, и гномов. Ни от кого не отказывалась, и только за это ей стоило спеть.

Но он не смог, не сумел, не справился с последней задачей: под распахнутым настежь окном неожиданно послышалась какая-то возня. Затем что-то звонко щелкнуло по подоконнику, скрипнуло, сдавленно ругнулось на дикой смеси из четырех языков. В комнате заметно потемнело и запахло смертельной угрозой, вынудив умирающего эльфа осечься и поднять на нежданного визитера голову. А потом что-то некрупное со злым шипением метнулось в его сторону, с поразительной легкостью сшибло с ног, отшвырнуло вон готовые вонзиться в тело мечи, ничуть не смутившись пылающими на них защитными рунами, и с разъяренным рыком впечатало обессилевшего эльфа в стену.

– Пр-ридур-рок!

Линнувиэль тихо вздохнул, безвольно оседая на пол и чувствуя, как в последний раз дрогнуло уставшее сердце. С тоской подумал, что все-таки не успел закончить песнь, а потом поднял затуманенные глаза и с запоздалым пониманием уставился на пришедшую на его зов гостью. Как всегда, холодную, почти ледяную, но при этом невыразимо прекрасную.

Она действительно пришла за ним, как он и хотел. Пришла на зов бесшумно, в самый последний момент. Неотвратимая, как рок. Неумолимо настигла, добралась, узнала… Долгожданная и суровая леди, имя которой смерть. И теперь она в упор смотрела на эльфа бешено сверкающими голубыми глазами, в которых все стремительнее разгорались холодные изумрудные огни.