Перворожденные сперва не поняли, отчего две разъяренные самки во втором ряду вдруг споткнулись и непонимающе замерли. Не увидели промелькнувшую перед глазами стальную смерть и не услышали негодующего вскрика своего лорда. Лишь краешком сознания отметили, что, похоже, еще двумя зверюгами в стае стало меньше, и вынужденно признали: Стражи действительно превосходные воины. Настолько точно метнуть ножи! Это просто поразительно даже для эльфов, а уж для смертного – и вовсе предел мечтаний!

А мгновением позже их закрутил водоворот схватки. Повсюду замелькали когти, ринулись эльфам навстречу оскаленные морды, мощные тела пытались оттеснить, отодвинуть, смять своим весом. Что-то рычало, хрипело и брызгалось слюной, поминутно грозя отдавить ноги или вывернуть руки из суставов. Кожа у этих монстров оказалась действительно каменной, и если бы не эльфийские мечи, начиненные магией по самые рукояти, перворожденным пришлось бы туго. А так они все еще держались. Более того, скоро Аззар на пару со своим командиром изловчились подсечь лапы одной из самок. Не ожидая от нее больше угрозы, опрометчиво повернулись спинами и едва не остались лежать на траве. Но подметивший неладное Сартас коротким ударом отсек ей голову, и только после этого живучая тварь перестала трепыхаться.

Попавший в родную стихию воевода метался по верхушке холма бешеным зверем, умудряясь за краткие доли секунды и увернуться от мощных челюстей, и ткнуть в отместку острием в чужое горло, и злорадно оскалиться, заслышав ответный предсмертный вопль. После чего в мгновение ока сориентироваться, перехватить какую-нибудь более удачливую тварь и буквально выдернуть из-под чужих когтей слегка оглушенного Атталиса. А потом снова исчезнуть в водовороте битвы. Таррэн от него не отставал, и, если хранитель правильно рассмотрел, на его счету оказалась чуть ли не половина достигших холма гиен, а ведь он, к чести сказать, ни разу не воспользовался магией. Даже не попытался, хотя вполне мог бы рискнуть. Но нет – помнил про то, что владыка разрешил ему пользоваться магией только в крайнем случае. Работал только родовыми мечами, но так быстро и умело, что это могло вызвать завистливый вздох даже у перворожденных.

Осторожно наблюдая за будущим повелителем, Линнувиэль вдруг осознал, что молодой лорд не зря считался лучшим мечом Темного леса этого тысячелетия – кажется, Серые пределы не только не убавили его мастерства, но и отточили его до совершенства, придали поистине убийственной силы, ловкости, выковали, подобно смертоносному эльфийскому клинку. Потому что даже в такой ситуации он оставался поразительно спокойным, собранным и неутомимым. А его движения – экономными и удивительно точными.

Неожиданно что-то больно впилось в левое плечо, вынудив молодого хранителя забыть о собрате и вернуться в реальное время, а затем сдавленно зашипеть от боли. Но отступить он себе не позволил – только сморщился, чувствуя, как быстро намокает рукав, и, улучив момент, с силой вогнал клинок в подвернувшийся мохнатый бок, но уже совершенно другого зверя, – похоже, укусившая его гиена успела вывернуться невредимой.

Пораженный им зверь оскорбленно взвыл и попыталась дотянуться до обидчика зубами, но с другой стороны просвистел еще один вихрь, и Шранк коротким ударом прекратил его мучения. После чего ловко поднырнул под заваливающееся тело, отмахнулся от кого-то еще и снова исчез из виду.

Вдруг наступила тишина.

Линнувиэль, тяжело дыша, непонимающе огляделся, машинально подсчитывая про себя туши, грузно осевшие на залитую кровью землю. А потом брезгливо поморщился. Если бы не знал, до чего эти твари живучи, то подумал бы, что тут резали стадо свиней. Да не просто резали, а безжалостно измывались над несчастными животными, выдавливая из них кровь до последней капли: поросшая куцей травой верхушка холма была залита так, что некуда было ступить. Там же валялись отрубленные лапы, когти, выбитые с невероятной силой зубы (перемазанный до ушей Шранк утерся рукавом и хмыкнул), между ними – дурно пахнущие внутренности, клочья меха, сорванные острыми когтями или добровольно сброшенные плащи. Какие-то ошметки, обрывки и что-то вовсе не понятное, которое затруднился бы распознать даже опытный некромант. А над всем этим безобразием стоял густой, насыщенный и тяжелый запах смерти, становящийся под жаркими солнечными лучами вовсе непереносимым.

– Фу, – скривился Сартас, брезгливо отпихивая от себя отсеченную голову со злобно ощерившейся пастью.

– Все? – не обратил на него внимания Шранк и настороженно оглянулся. – Раз, два… Таррэн, у тебя сколько?

– Трое, – донесся из-за массивной туши приглушенный голос эльфа. – А у вас?

– Тоже.

Белка неожиданно подняла голову и, оставив напуганную Мирену в одиночестве, вдруг схватила свои мечи и проворно запрыгнула на еще теплую тушу.

– Оп-паньки! – ахнул воевода, углядев два поспешно улепетывающих силуэта. – А две-то сбежали. Кажется, решили не испытывать судьбу? Надо же! Не думал, что когда-нибудь увижу, как эти твари отступают! Бел, ты такое видал?

– Нет. – Гончая опасно сузила глаза и всмотрелась в стремительно удаляющихся хищниц. – Трусливое бегство не входит в их привычки – гиены лучше подохнут в бою, чем отступят, оставляя территорию чужакам. Но мне кажется, что они не просто убегают – больно ровно у них это получается. Не петляют, не рычат. Уходят тихо и почти спокойно, будто… ах ты ж демоница!

Гончая вдруг переменилась в лице, оглушительно свистнула и, ничего не объяснив, стремглав слетела со своего наблюдательного поста. В мгновение ока оттолкнула с дороги непонимающе обернувшихся эльфов, раздраженно рыкнула, когда поняла, что они не собираются стрелять вслед, после чего окончательно разозлилась и сочно выругалась.

– Шранк! Подбрось! – крикнула на ходу, перелетая через еще одну мертвую тушу и намереваясь достигнуть подножия холма быстрым, но опасным способом – по воздуху, использовав напарника на манер живой пружины. Но тот вдруг остановился и нахмурился: нет, не надо ей рваться в бой – Таррэн не велел. Тем более когда эти уходят и больше никому не помешают. Сидела бы на месте и не светилась перед эльфами, хмера кровожадная, а развлекаться и мериться силами с дикими зверьми дома будет. Потом, по возвращении.

Он замешкался, но она больше не стала ждать. Только обожгла его бешеным взглядом и, поджав губы, кубарем скатилась по крутому склону.

– Что он делает?! – испуганно вскрикнула Мирена.

Таррэн громадным прыжком вывернулся из-за возвышающейся неодолимым препятствием горы трупов и, завидев стремительно удаляющуюся Белку, неприлично ругнулся. А когда пошарил глазами по земле и совсем недалеко от себя заметил отброшенные ею ножны с родовыми клинками, выругался снова. Но на этот раз – громко и с выражением, отчего высокородная леди мгновенно вспыхнула.

– Ты куда смотрел?! – рявкнул он на потерянно опустившего руки Шранка. – Кому было сказано – следить в оба?! В чем дело?! Что на тебя нашло?! Что на вас обоих нашло?! Какое затмение?!

Воевода не успел ответить, потому что в этот момент за их спинами раздался нарастающий грохот тяжелых копыт. За ним – гневный рык, подозрительно напоминающий ворчание раздраженной хмеры. Затем – новое рычание, смешанное с досадой, а от границы далекого леса вдруг с невероятной скоростью понеслось на холм что-то громадное, могучее, дико спешащее. С развевающейся гривой и вытянувшимся на ветру длинным хвостом, отчего-то ставшим похожим на гибкий хлыст. На боках еще виднелась прежняя тонкая шкура, но теперь под ней стали проступать костяные пластинки, будто недавний скакун надел под нее прочные доспехи. Мощный хребет странновато изогнулся и почти выстрелил вверх тонкими жесткими иглами… Кажется, встревоженный мимикр, получив от хозяйки приказ, так спешил, что едва не перекинулся на бегу, но почему-то застрял посередине процесса и теперь во всей красе являл собой странноватое зрелище полуконя-полухмеры, от которого бросало в дрожь даже самых закаленных. Только янтарные глаза горели на абсолютно черной коже да сверкали в пасти влажные клыки. В целых два белоснежных ряда, которым могла позавидовать любая гиена.