— Ты не доверяешь мне, — говорит он. — Что бы я сейчас не сказал, ты не поверишь.

— А ты не доверяешь мне, — отвечаю с горечью. Кажется, с парностью мы поторопились. — Так что можешь делать все, что угодно, а я буду делать тоже самое.

— Нет.

— Нет?

Мне не нравится решительность, с которой он делает шаг в мою сторону, а еще сожаление. Вот это сожаление мне особенно не нравится.

— Что такое? Что ты…

— Я запрещаю тебе как-либо связываться с Хантером Бичэмом, общаться с ним, созваниваться с ним, читать его сообщения или письма, — произносит он. Мягко, но меня сковывает чужой волей.

Это странное чувство, будто на моем сознании строчками отпечатывается приказ: Хантер под запретом. По коже мурашки, по телу проходит импульс, горячий и неотвратимый. Я сопротивляюсь, правда сопротивляюсь, стараясь сбросить с себя невидимые оковы, как сбрасывала их совсем недавно рядом с Джейсоном Конеллом. Но то ли Доминик сильнее, то ли дело в том, что он мой альфа или в чем-то еще, приказ легко обходит мою защиту. Меня словно прошибает молнией, а потом прошибает осознанием, что он только что сделал.

И вместо молний во мне вспыхивает костер из почти детской обиды.

— Отмени это, — приказываю я, глядя ему в глаза.

В ответном взгляде ловлю сожаление, но к бесам его сожаление! Раньше надо было сожалеть.

— Нет, Шарлин. Так я буду знать, что ты в полной безопасности. Я буду спокоен, и мы больше не вернемся к этой теме.

— Спокоен? Ты будешь спокоен? А что насчет меня? Мое спокойствие не учитывается?

— Учитывается, поэтому ты здесь.

— В качестве кого? — Я едва не срываюсь на крик, потому что все это дико. Абсурдно! — Куклы, которая будет открывать рот, когда тебе понадобится? — я издевательски кланяюсь. — Каким будет следующий приказ, мой господин? Или мне встать на колени для большей достоверности?

— Не нужно! — рычит он. — Это ради безопасности, твоей и нашего ребенка. Других приказов не будет.

— Да ладно, все всегда начинают с малого, а потом подсаживаются. Это же такая власть.

— Не только власть, но и ответственность. Это на время. Я не доверяю Бичэму, и не собираюсь рисковать тобой и ребенком. Ты должна заботиться о себе и о нем.

— Я тебе вообще ничего не должна, Доминик.

По его лицу пробегает тень, но он упрямо сжимает губы. И мне становится страшно. Пожалуй, впервые рядом с ним настолько страшно.

Потому что я в полной мере осознаю его власть надо мной. Собственную беспомощность.

— Отмени это, — шепчу я. — Пожалуйста. Я ведь тебе пообещала. Я поклялась этой бесовой клятвой.

Он качает головой.

— Шарлин…

— Отмени, Доминик. И я постараюсь об этом забыть. Если я для тебя хоть что-то значу.

— Ты очень много для меня значишь. Даже не представляешь, сколько.

— Много и ничего, раз ты снова решаешь все сам.

Меня трясет, и я обхватываю себя руками. Доминик тянется ко мне, но я отшатываюсь от него.

— Не трогай меня. Больше никогда не трогай меня. И оставь одну. Для меня сегодня вечеринка закончилась.

На лице Доминика играют желваки, но мне уже все равно. Я разворачиваюсь и иду к постели.

За спиной громко хлопает дверь, и облегчение борется во мне с разочарованием. Хотя весь этот вечер сплошное разочарование.

По-хорошему, нужно смыть косметику и принять душ, но хочется лечь. Просто уснуть и действительно все это забыть. Но вместо этого я достаю телефон из сумочки и ищу номер Хантера.

Я не собиралась ему звонить, но теперь должна знать, как это работает.

Как работает бесова воля альфы!

Его номер сохранен в телефонной книге, но я заношу палец над экраном, и у меня не получается нажать. Руки словно деревенеют всякий раз, когда я хочу нажать вызов. Я просто не могу набрать номер.

Приказ Доминика действует.

И он разрушает мое чувство к нему.

Мне тепло и хорошо, словно я в уютном коконе.

Уютном коконе сильных объятий.

В абсолютной безопасности.

Не нужно даже открывать глаза, чтобы понять, кто меня обнимает, и где я нахожусь. Он очень осторожно поглаживает меня по плечу, и все во мне требует продолжения. Продлить ласку, продлить объятия, дотянуться до его губ и забыться на короткий миг.

Но забыться не получается.

Память предательски нашептывает обо всем случившемся, и остатки сна мгновенно испаряются вместе с желанием что-то продлевать. Поэтому я спихиваю его ладонь с плеча и сажусь.

Дурацкая сила имани.

Дурацкое притяжение к Доминику.

Совершенно дурацкие прогулки во сне!

И так каждое утро. Вот уже третий день подряд я пробираюсь в спальню Доминика. Туда, где меньше всего хотела бы оказаться.

— Шарлин, — он обхватывает меня со спины и прижимает к груди, но я застываю, вся будто леденею, — нам нужно поговорить.

Да мы уже все друг другу сказали. Даже высказали. Поэтому я предпочитаю молчать.

— Ничего не скажешь?

— Недоброго утра, Доминик, и очень злого дня.

— А если серьезно?

— Если серьезно, ты можешь в любой момент использовать свою силу и приказать мне разговаривать с тобой, даже можешь приказать, что именно я должна говорить.

Доминик тихо рычит и откатывается в сторону, а я поднимаюсь и, не оглядываясь, ухожу к себе.

О чем вообще говорить с этим тираном? Я не представляю и представлять не хочу. После вечеринки я, наверное, полночи проревела. Никогда столько не плакала, слезы лились и лились, будто кто-то перевернул целую цистерну. Ревела, пока не уснула. А проснулась рядом с Домиником. Вчера он тоже желал объятий и разговоров. Но я всего лишь снова попросила:

— Отмени приказ.

На что услышала угрюмое:

— Нет.

Больше я не просила, не разговаривала, и вообще старалась с ним не пересекаться. Стоило Доминику войти в комнату, я оттуда уходила.

Его это злило. Его это очень злило. Я чувствовала это кожей, всей своей сутью, что всемогущий альфа бесится, видела как сверкают его глаза всякий раз, когда я встаю и ухожу. Собственные чувства я заперла глубоко-глубоко в душе, чтобы не превратиться в фонтан слез или не начать орать прямо посреди кухни или гостиной. Орать хотелось даже больше, чем плакать. Особенно когда я снова и снова пыталась преодолеть приказ Доминика.

Не получалось. Я так просто отбросила приказ Джейсона, но с внушением Доминика просто не справлялась. Словно сама драная иманская сущность была на его стороне!