У моего первого «чудовища», Иоля, была роскошная лысина иотвратительные зубы. Я встретился с ним на тракте, где он вместе сдружками-мародерами из какой-то армии остановил крестьянскую подводу и вытащилдевочку лет, вероятно, тринадцати, а может, и меньше. Дружки держали отцадевочки, а лысый срывал с нее платьице и верещал, что ей-де самое время узнать,что есть настоящий мужчина. Я подъехал, слез с седла и сказал лысому, что длянего тоже настал такой час. Мне это казалось ужасно смешным. Лысый отпустилдевчонку и кинулся на меня с топором. Он был страшно медлительный, нокрепенький. Я ударил его дважды, только тогда он упал. Удары были не оченьточные, но очень, я бы сказал, эффектные, такие, что дружки лысого сбежали,видя, что может сделать из человека ведьмачий меч.

Тебе не скучно, Иоля?

Мне нужна эта беседа. Она мне очень нужна.

Так на чем я остановился? Да, на моем первом благородномдеянии. Видишь ли, Иоля, в Каэр Морхене мне в голову вдолбили, что не следуетвпутываться в такие истории, надо обходить их стороной, не изображать из себястранствующего рыцаря и не подменять стражей порядка. Я вышел на тракт негеройствовать, а за деньги выполнять поручаемые мне работы. А я вмешался словнодурак, не отъехав и пятидесяти верст от подножия гор. Знаешь, почему я этосделал? Хотел, чтобы девочка, заливаясь слезами, целовала мне, своемуизбавителю, руки, а ее отец рассыпался бы в благодарностях, стоя на коленях.Вместо этого отец девчонки сбежал вместе с мародерами, а девочку, на которуюпролилась большая часть крови лысого, вырвало, и с ней случился приступистерии, а когда я к ней подошел, она с перепугу упала в обморок. С тех пор япочти никогда не встревал в подобные истории.

Я делал свое дело. Быстро набрался опыта. Подъезжал коградам деревень, останавливался у палисадников поселков и городищ. И ждал.Если народ плевался, ругался и кидал в меня камни, я уезжал. Если же кто-нибудьвыходил и давал мне задание, я его выполнял.

Я посещал города и крепости, искал оповещения, прибитые кстолбам на росстанях. Искал сообщения вроде: «Срочно требуется ведьмак. Оплатапо соглашению». А потом, как правило, было какое-нибудь урочище, подземелье,некрополь или руины, лесной овраг либо пещера в горах, забитая костями ивоняющая падалью. И что-нибудь такое, единственной целью которого было убивать.От голода, ради удовольствия, выполняя чью-то больную волю, по другим причинам,но – убивать. Мантихор, выворотка, мгляк, жагница, жряк, химера, леший, вампир,гуль, гравейр, оборотень, гигаскорпион, стрыга, упырь, яга, кикимора, глумец. Ибыла пляска во тьме и взмахи меча. И был страх и ужас в глазах того, кто вручалмне потом плату.

Ошибки? А как же, были.

Но я всегда придерживался принципов. Нет, не кодекса. Иногдапросто прикрывался кодексом. Людям это нравится. Тех, кто имеет кодексы ируководствуется ими, чтят и уважают.

Не существует никаких кодексов, Иоля. Еще не написан ни одинкодекс для ведьмаков. Я свой себе придумал сам. Взял и придумал. Ипридерживался его. Всегда…

Ну, скажем, почти всегда.

Ведь бывало и так, что мне казалось, будто все ясно, никакихсомнений. Просто надо сказать себе: «А какое мне дело? Не все ли равно, я –ведьмак». И следовало прислушаться к гласу рассудка. Послушаться интуиции, еслине опыта. Да хоть бы и обычного, самого что ни на есть обыкновеннейшего страха.

Надо было послушаться гласа рассудка и тогда…

Я не послушался.

Я думал, выбираю Меньшее Зло. Ну и выбрал… Меньшее Зло.Меньшее Зло! Я, Геральт из Ривии. Которого еще называют Мясником из Блавикена.Нет, Иоля, не прикасайся к моей руке. Контакт может высвободить в тебе… Тыможешь увидеть…

Я не хочу, чтобы ты увидела. Не хочу знать. Мне известно моеПредназначение, которое крутит и вертит мною, как смерч. Мое Предназначение?Оно идет за мной следом, но я никогда не оглядываюсь.

Петля? Да, Нэннеке, кажется, чувствует это. Что меня тогдадернуло, в Цинтре? Разве можно было так глупо рисковать?

Нет, нет и еще раз нет. Я никогда не оглядываюсь. А в Цинтруне вернусь, буду обходить ее, как рассадник чумы. Никогда туда не вернусь.

Да, если мои расчеты верны, ребенок должен был родиться вмае, примерно в дни праздника Беллетэйн. Если я прав, то это было бы любопытноестечение обстоятельств. Потому что Йеннифэр тоже родилась в Беллетэйн…

Пошли, Иоля. Смеркается.

Благодарю тебя за то, что ты согласилась со мной поговорить.

Благодарю тебя, Иоля.

Нет, нет, со мной все в порядке. Я чувствую себя прекрасно.

Вполне.

К горлу ведьмака был приставлен нож.

Ведьмак лежал, погрузившись в мыльную воду и откинув головуна скользкий край деревянной бадьи. Во рту чувствовался горький привкус мыла.Нож, тупой как валенок, болезненно скреб ему кадык, с хрустом перемещаясь кподбородку.

Цирюльник с миной художника, осознающего рождение шедевра,скребанул еще раз, как бы делая последний мазок, затем вытер ему лицо кускомльняного полотна, смоченного чем-то таким, что вполне могло сойти за настойкулекарственного дягиля.

Геральт встал, позволил прислужнику вылить на себя ушатводы, вылез из бадьи, оставляя на полу следы мокрых ног.

– Полотенце, милсдарь. – Прислужник с любопытствомглянул на его медальон.

– Благодарю.

– Вот одежда, – сказал Гаксо. – Рубашка,штаны, подштанники, камзол. А вот обувка.

– Вы обо всем подумали, кастелян. А в своих ботинкахнельзя?

– Нельзя. Пива?

– Охотно.

Он одевался медленно. Прикосновение чужой, шершавой,непривычной одежды к распаренному телу портило настроение, котороеустановилось, пока он отмокал в воде.

– Господин кастелян?

– Слушаю вас, милсдарь Геральт.

– Не знаете ли, к чему все это? Зачем я тут нужен?

– Не мое дело, – сказал Гаксо, зыркнув наприслужников. – Мне велено вас надеть…

– Вы хотели сказать – одеть?

– Ну да, одеть и препроводить на пиршество, к королеве.Оденьте, виноват, наденьте камзол, милсдарь Геральт, и спрячьте под нимведьминский медальон.

– Ведьмачий, господин кастелян, ведьмачий. Тут лежалмой кинжал.

– Уже не лежит. Он в безопасном месте, как и оба меча иостальное ваше имущество. Там, куда вы идете, ходят без оружия.