Она прикоснулась ко мне так легко, что я пошатнулся совсем чуть-чуть. Мы были похожи на двух обнимающих друг друга боксеров, силы которых иссякли к концу боя.

Так мы и сидели. Я на полу, она в кресле, теперь наклонившись вперед – вся ее жесткость исчезла. Я подумал, а получала ли она когда-нибудь подзатыльник от отца и имело ли это значение.

– Простите, мне очень жаль, – тихо сказала она.

– Мне тоже жаль. Я сочувствую вашей боли.

Через некоторое время, не знаю, сколько прошло – несколько секунд или минут, – я встал и наступил на ногу. Мы кивнули друг другу, и я, прихрамывая, направился в сестринский кабинет, чтобы собраться с мыслями.

Я сел, снял ботинок и увидел, что моя лодыжка покраснела и распухла. Но все было не так уж плохо. Я начал делать записи, а медсестра пошла за ибупрофеном.

– Четыреста миллиграммов, – сказала медсестра, протягивая мне красную таблетку. Она посмотрела на меня. – Чему ты улыбаешься?

Я покачал головой.

– Да так, – сказал я. – Все в порядке.

Есть замечательное и мало используемое английское слово: respair. Сьюзи Дент написала об этом в блоге на пике пандемии. Слово означает возвращение надежды после периода отчаяния. К сожалению, оно вышло из употребления, и это плохо, потому что оно всем нам нужно.

Селия снова обрела надежду и выписалась из больницы почти через шесть лет после смерти Рози.

Столько же времени требуется, чтобы стать врачом.

В тот день я потерял свой образ неприступного и непоколебимого врача, но так тому и быть. Селия научила меня, что психиатры лечат прежде всего людей, а не болезни. Она для меня, как для формирующегося психиатра, сделала больше, чем кто-либо другой. Но кое-что она у меня отняла. И за это я хотел бы поблагодарить ее.

Она отняла у меня предубеждение.

Жужжание

Электросудорожная терапия (ЭСТ) существует с 1930-х годов, когда еще не было никаких безопасных и эффективных лекарств от депрессии. Этот метод терапии быстро завоевал популярность, и, как это часто бывает, ЭСТ стали назначать при любой возможности, даже в случаях, когда ее эффективность была более чем сомнительной. В наши дни уже существуют конкретные указания и очень четкие юридические меры контроля, регулирующие использование электросудорожной терапии. За свою карьеру я назначал такое лечение десять раз, и только в семи случаях это действительно помогло. Один из тех десяти пациентов чуть не умер от легочной эмболии, а в состоянии еще двоих ЭСТ мало что изменила. Но это хороший результат, учитывая, что применяется данный метод для изменения очень серьезных состояний, в которых велик риск смертельного исхода.

Например, если бы я страдал резистентной к лечению депрессией, я хотел бы попробовать ЭСТ. Или если бы у меня была кататония или мания настолько сильная, что я мог умереть от обезвоживания, я бы хотел попробовать ЭСТ.

Это основной принцип, с которым я разобрался.

Но не всегда все так просто. Тема была весьма болезненной, но часто обсуждалась в моем детстве, потому что моему дяде назначили ЭСТ в 1960-х годах. Моя мать считала, что как раз этот метод лечения и довел его до самоубийства. Когда электричество проходит через мозг, оно вызывает припадок, подобный тонико-клоническим приступам, которые можно наблюдать при эпилепсии. Разряд из мозга поступает в мышцы, и они сокращаются, но не попеременно, а все сразу. Так, например, в руке мышцы будут пытаться одновременно сгибать и разгибать локоть, и подобное происходит во всем теле. После этой «тонизирующей» фазы наступает клонус, возникают повторяющиеся подергивающие движения, которые со стороны воспринимаются как «припадок». Пациент находится без сознания и не знает, что происходит, но это выглядит очень неприятно, а неконтролируемое сокращение мышц и судорожные толчки могут привести к перелому костей. Вот почему ЭCT в наши дни проводится только в модернизированном виде. Пациентам сначала вводят наркоз, чтобы они заснули, и дают лекарства, которые на короткое время парализуют мышцы.

ПАРАЛИЗУЮЩИЕ ПРЕПАРАТЫ, КОТОРЫЕ МЫ СЕЙЧАС ИСПОЛЬЗУЕМ, ИЗВЕСТНЫЕ КАК «МИОРЕЛАКСАНТЫ» (ТО ЕСТЬ МЫШЕЧНЫЕ РЕЛАКСАНТЫ), ДЕЛАЮТСЯ НА ОСНОВЕ НЕСКОЛЬКИХ РАЗНОВИДНОСТЕЙ КУРАРЕ – ЯДОВИТОГО РАСТИТЕЛЬНОГО ВЕЩЕСТВА, КОТОРЫМ КОРЕННЫЕ ЖИТЕЛИ ЮЖНОЙ АМЕРИКИ СМАЗЫВАЛИ ДРОТИКИ ДЛЯ СТРЕЛЬБЫ.

Эти вещества парализуют не только маленьких животных, когда подстрелишь их на охоте, но и больших животных. И таких, как мы, – тоже. В наши дни данный яд используют не только охотники, но еще и люди со стетоскопами, так что все в порядке. И именно это я пытался донести до своей матери, но она мне не поверила и, честно говоря, была права. Она видела, как ее брату Джорджу провели ЭСТ по старому образцу, и знала, что это было ужасно, а люди со стетоскопами иногда ни черта не понимают.

Но то было давно, и данному лирическому отступлению пора положить конец.

Итак, пока я обучался в отделении острой психиатрии больницы Святого Иуды, у нас был четкий график ЭСТ. Я заметил, что приближается моя очередь. А я никогда не делал этого раньше.

Нерисса Джонсон была женщиной лет сорока с сильной депрессией. Впервые недуг проявился, когда ей было за двадцать. Она тогда пролежала в постели три недели. Она училась на медсестру, но бросила учебу. У нее случилась передозировка амитриптилина – антидепрессанта, который широко применялся до изобретения «Прозака». В целом амитриптилин – хороший препарат, но в избытке он может быть чрезвычайно опасен. Передозировка способна привести к остановке сердца, и это особенно опасно, потому что люди, страдающие депрессией, склонны принимать слишком большие дозы лекарств.

Нерисса выздоровела и вернулась к учебе, но потом, непосредственно перед экзаменами, снова потеряла контакт с реальностью: она ударила пациента, находящегося под ее присмотром. Ей не предъявили обвинений и не привлекли к ответственности, но фактически тот случай положил конец ее карьере медсестры.

После этого она впала в тяжелую депрессию, которая уложила ее в больницу почти на четверть года. Пациентка была слишком подавленной, чтобы передвигаться и самостоятельно питаться. Четверть года она ходила по дому в халате, а полгода писала детские книжки, вероятно гадая, когда снова наступят черные деньки. Ей не понравилось лекарство, которое ей предложили, и, возможно, поэтому ее консультант посоветовал ЭСТ. Она согласилась с некоторой долей неуверенности и опасения, но оказалось, что это средство действительно хорошо работает.

Недостатками были потеря памяти – Нерисса не помнила дни, когда ей проводили процедуру, – и сильные головные боли, которые стали мучать ее сразу после ЭСТ. Обе проблемы являются довольно распространенными