Николай Александрович прослезился. Разве это спето не про него? Разве он не падает с честью во имя идей? Падает. Но какие именно это идеи? Ему пришло в голову, что это – идея семьи, но перенесенной на всю страну. Он – ее глава, но есть еще управляющие, слуги, повара и дворники. Хорошая ведь идея. Что с ней делать? Только пасть под ее тяжестью и самому идти на эшафот.

Мщенье и смерть всем царям-плутократам,

Близок победы торжественный час…

Я не плутократ! – хотелось закричать ему. – Я – просто растерзанный человек на умытой кровью земле!..

С балкона дворца бывшей балерины обрюзгший человек в пенсне что-то кричал, стараясь перекрыть своим слабым голосом мощный музыкальный стон народных масс.

– О чем он? – спросил государь у стоявшего впереди солдата.

– Да разве разберешь? Вон гомон какой… Никто ничего не слышит… Тише вы, собаки! – закричал солдат. – Послушать хочу!..

Его просьбу никто не принял в расчет. Толпа жила своей жизнью, не зависящей от ораторов и не принимавшей их слова на веру.

Долой тиранов, прочь оковы,

Не нужно старых рабских пут!..

– А господин Ульянов выступать будет?..

Солдат пожал плечами. Похоже, что он даже не знал такой фамилии.

Вот те на!.. Да это же обман! Какой дворец Кшесинской? Какой там митинг, если никто не слышит друг друга? Революция глухих и равнодушных… да разве может быть такое? Кто поймет хоть что-то в подобном содоме?

Человек на балконе закричал «ура!» и поднял вверх короткие руки. Ему засвистели и заулюлюкали. Он ушел в комнату, и некоторое время балкон оставался пустым.

Из чего нужно будет формировать новую армию? Неужели из этих уголовников? Деревня истощена. Нового набора она не перенесет. Эти уже развращены агитацией и бездельем. Где та сила, которая сделает из преступника послушного долгу гражданина? Вопрос без решения. Убери меня с этой земли, Господи! Ничего я делать не могу. Не выходит. Совершена ошибка. Нужно было отрекаться, а не ехать в Гельсингфорс. Гражданин тогда был бы убит, но сохранился бы отец, глава многочисленного семейства. Скверно. Но отречься еще не поздно.

На балкон тем временем вышел невысокий человек калмыцкого вида и призвал к чему-то, выбросив вперед правую руку. В первых рядах, те, кто стояли ближе, яростно захлопали. Последние же ряды площади сразу подняли намалеванный лозунг: «Ленин – немецкий шпион!» И где-то сбоку загорелось еще одно невнятное полотнище: «Инвалиды требуют протезы!».

Калмык заискрился от этого хаоса. Обманувшись, что его слышат, он сжал кулаки и неистово погрозил кому-то в толпе. Государю показалось, что грозят именно ему. Он стесненно кашлянул в бороду и оглянулся по сторонам, смущаясь, что другие поняли – побить хотят его одного.

Но тут его ждала новость. Вокруг Николая Александровича оказалось безлюдное пространство. Точнее, народ вдруг отошел к каким-то фокусникам, которые, изображая китайцев, стали тянуть изо рта бумажные ленты.

Это было неприлично, неблагодарно и смешно. Поддельные китайцы, бродяги, изображавшие артистов, перевесили пламенного революционера, и тот на балконе уже осознал свое поражение. За спиной государя захлопали и восторженно закричали – то набеленный пудрой китаец начал жонглировать резиновыми мячами. Хлопавших было трое – двое мужчин и одна женщина, все в широких несвежих шароварах. Рядом с ними стояла медная кружка, в которую они собирали пожертвования.

Пользуясь оттоком зрителей, Николай Александрович протиснулся в первые ряды, почти под самый балкон, и задрал голову вверх.

– …Перерастание буржуазно-демократической в революцию социалистическую! – услышал он голос огорченного калмыка, который слегка картавил, выдавая порочную интеллигентность.

Снова выбросил вперед правую руку и ушел, выполнив свое дело, с балкона. По-моему, я его где-то видел. Причем недавно. Дежавю. Интеллигент. Профессор. Может быть, хороший юрист. Кому нужны юристы? Нам – нет. Нам нужны простые русские люди. Возможно, неграмотные. Знают церковные праздники – и хорошо. Более не надо. А юрист владеет римским правом. Суется туда, куда его не просят. Вредный тип гражданина. Но приходится с ним мириться. Они растут в России, как на дрожжах. И может быть, скоро наступит такое время, когда все в России будут юристами. Последнее наступит время. Безнадежное. Хорошо еще, что юрист не кровожаден. Для него важен лишь титул, колонтитул и буква закона. А нам колонтитул не нужен. Нам живая вера нужна. В Россию и государя императора.

– Кто это был, товарищ? – спросил Николай у матроса, тельняшка которого была порвана на груди, и сквозь нее смотрела татуировка – крест в виде якоря и с надписью «Держи конец!».

– Кому и треска – товарищ, – ответил матрос.

– Это самый главный из них? – поинтересовался царь.

– Теперь каждый – главный, – сказал матрос.

– А где с ним можно переговорить по личному вопросу?

Матрос пожал плечами.

– Учила треска пескаря говорить… Ты кто?

– С фронта. Участник наступления в Барановичах.

– Пехота?

– Артиллерия, – неохотно соврал государь.

– Агитировал или был противу всех?

– Нет, я сам – жертва агитации.

Матрос недоверчиво посмотрел на него.

– Держи конец, – посоветовал он.

– В каком смысле?

– Есть такие, которые держат конец, и есть те, которые его кидают, – туманно объяснил революционер. – А есть люди, которые вообще без конца. А зачем мне нужно в Смольный? Не легче ли будет вызвать его к себе? А если не придет? К себе… Это какая-то рутина. Старое время, которому уже нет места. Пусть кабинет министров позовет его на разговор. А я неожиданно появлюсь во всей своей славе. Нелепица. В горестном поражении я появлюсь. А если прийти к нему с каким-то частным делом? Не как государственное лицо, а как сугубо штатское. Обычный горожанин. По личному вопросу. Он все же власть. Точнее, подобие. Но опасно. Могут убить или арестовать. Но зато это достойный выход из моего позора. Героическая смерть от руки коварного юриста. А как же семья?

– Вот вы, вы!.. – закричал ему кто-то истерическим женским голосом. – Вы бы, что ли, сюда вмешались!..

Государь вздрогнул. Перед ним стояла худая миниатюрная женщина, волосы которой были выкрашены в иссиня-черный цвет. Щеки были намазаны белилами, глаза подведены, выщипанные брови нарисованы… Зачем их было выщипывать? Чтобы потом нарисовать?.. Она была бы похожа на проститутку, если бы не дорогие кольца, украшавшие тонкие руки. Кто с такой пойдет и куда? Разве что в самое пекло!

– Вот вы… Знаете, что расположилось на этаже моего бывшего дома?

Николай Александрович сглотнул. Сомнений не было – это была Матильда . Его Маля, но только усох-шая и безумная, будто отраженная в кривом зеркале.