Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Местный бомонд расценил иначе: хочешь завоевать Кроули – завоюй его сестру. И на меня посыпалось:
– Эрнеста, расскажите нам о себе, где выросли, чем увлекаетесь?… Ах, вы такая интересная. Сразу видно: изысканная леди!
– А завтра вечером наша семья устраивает ужин, приходите к нам.
– Нет, лучше к нам. Ужин – это так скучно. Вот охота – поистине благородное занятие, у меня на территории огромный пруд с утками…
– Вы играете в преферанс? Уверен, вы виртуозно владеете карточным мастерством.
В общем, я едва успевала отвечать и извиняться за то, что не смогу посетить ни одно из предложенных мероприятий. Но, даже получив отказ, гости Кроули не успокоились.
– А вы помолвлены? У нашей Дороти есть кузен – замечательный, перспективный молодой человек…
– Да что кузен, – тут же встревал пекарь. – Мой сын Джеймс, к сожалению, сегодня не смог прийти сюда, но если вы, Эрнеста, хотите, то завтра он привезет вам свежую выпечку прямо к завтраку.
Стоит ли говорить, что через полчаса этого ада я хотела либо послать всех гостей обратно по их домам, либо сбежать сама куда подальше. И да, я очень скучала по одеянию аббатисы – будь я в нем, разговоры бы шли явно в другом тоне. Никому бы даже на ум не пришло меня сватать одновременно за десяток незнакомых мне сыновей/кузенов/племянников.
Поэтому появления Кроули, который разгонит весь этот балаган после подписания контракта, я ждала, будто манны небесной. Но он все не шел и не шел.
Кроули
Удобно быть хозяином дома, когда есть ключи от всех дверей и можно проникнуть куда угодно.
Неудобно, когда есть совесть, которая не позволяет это делать без угрызений.
Я отвел нотариуса Нортингтона в свой кабинет, пообещав, что сейчас вернусь, вышел в коридор, чтобы добраться до двери в комнату аббатисы, и теперь стоял напротив замка, ощущая себя полнейшей сволочью.
Копаться в чужих вещах тайком – поступок, недостойный мужчины.
Тем более если это женские вещи.
Я уговаривал себя дольше чем нужно, призывая различные аргументы к борьбе с собственной честью. Например, что аббатиса точно не та, за кого себя выдает, и мне нужно это доказать.
В ответ получал голос совести: «Разве будет самозванка так ратовать за то, чтобы всех самозванцев прижали к ногтю?»
И вправду, разговор на эту тему за столом меня сильно удивил. Эрнеста будто была соткана из противоречий.
Ей хотелось верить, и в то же время все внутри меня буквально кричало: не верь!
Я не знал, что делать. И единственным способом это выяснить было вскрыть замок комнаты и войти внутрь.
И я все же сделал это.
Шагнул в комнату, заваленную коробками из магазина, и растерялся. В первый же момент показалось, что тут слишком много вещей, в которых невозможно ориентироваться.
Но спустя мгновение взгляд нашел сложенную рясу аббатисы, лежащую на кровати. В одном из карманов нашлись и документы. Стоило только бумагам оказаться в моих руках, как они буквально обожгли мне пальцы.
– Я все верну на место, – пообещал пустоте и спешно покинул комнату.
Нотариус ожидал меня в кабинете. Стоило только к нему вернуться, как Нортингтон заговорил:
– Пока вас не было, лорд Кроули, я взял на себя смелость подготовить бумаги по контракту на приобретение недвижимости, вот взгля…
– К черту недвижимость, – перебил я. – У меня к вам другое немаловажное дело.
Старик напрягся.
– Что-то случилось?
– Не совсем, – ответил я, садясь напротив стряпчего в кресло. – Но я бы хотел, чтобы содержание этого разговора осталось в строжайшей тайне.
– Разумеется. Вы же меня знаете, лорд Кроули. Я еще ни разу вас не подводил.
– Знаю, именно поэтому и обратился именно к вам. – Я взял небольшую паузу и выложил бумаги на стол. – Ко мне в руки попали документы. Я бы хотел проверить их подлинность. Особенно в свете разговора, который шел сегодня за столом, это весьма важно.
– Понимаю, – ответил Нортингтон, притягивая документы к себе.
Из своего подобия чемоданчика он извлек несколько увеличительных окуляров наподобие тех, что используют ювелиры, и теперь внимательно вчитывался в строки.
– Бумаги старые, – подтвердил он. – Такая плотность была распространена около полста лет назад. И степень состаренности документа соответствует датам рождения … Эрнесты де Латиссы. Как любопытно. Тезка вашей кузины?
Стряпчий поднял на меня любопытный взгляд.
– Совпадение, – отмахнулся я. – Продолжайте.
– Да-да, – согласился Нортингтон, вновь погружаясь в долгое изучение.
Казалось, время, будто назло, замедлилось, пока взгляд нотариуса ползал по многочисленным строкам и печатям.
– Подлинник, все печати настоящие. А подпись Верховного отца вообще сложно подделать. Я видел ее по долгу службы несколько раз, но могу с уверенностью заявить, что это именно она, – спустя почти полчаса произнес клерк. – Так что бумаги действительно принадлежат или принадлежали аббатисе.
– Принадлежали? – зацепился я за это слово.
– Ну да, – отдавая мне все обратно, ответил Нортингтон. – Как-то же они к вам попали. Сложно представить, что одна из аббатис рассталась с ними добровольно. Да и судя по годам… не вечно же ей жить.
Я озадачился, не до конца понимая.
– А как же омоложение?! – переспросил я. – Там же есть разрешающие печати.
– Есть, – согласился стряпчий. – Но самой последней почти сорок лет. Вот взгляните.
Он ткнул на кругляши за подписью его святейшества и даты рядом с ними, на которые раньше, признаться, я даже внимания не обратил.
– Судя по бумагам, последнее омоложение у аббатисы Эрнесты было сорок лет назад, – прояснил он мне. – Допустим, ее омолодили лет до пятнадцати-восемнадцати в отношении внешности. Значит, сейчас ей либо около шестидесяти, либо она мертва. Другого не дано.
Мои руки невольно сжались в кулаки…
Самозванка!
Все это время я ехал в одной карете не пойми с кем. Плясал под чужую дудку, исповедовался, пусть и не всегда искренне, но все же временами выворачивал душу наизнанку. Целовал, в конце концов…
Только кого?
Кого, черт возьми, я приволок в свой дом?
– Спасибо, господин Нортингтон, – поблагодарил я. – Вы очень помогли. Можете быть свободны.
– А как же контракт с недвижимостью? – не понял он.
– Отменяется, – оборвал я. – Но за ваши услуги вы получите плату в полном объеме. А теперь, если вам не сложно, оставьте меня одного, мне необходимо подумать.