— Ну,привет, — обиделся Лёд. — Профессор, а вы чего молчите?Общественность наши подвиги не оценила. И ужина, то есть завтрака не даст.

— Нет, душамоя, — укоризненно сказал Профессор. — Ты не права. Мы потушили огонь— это главное. То есть показали, что на склады, где мы имеем свои интересы, нестоит соваться даже таким горячим парням с таким горячим заклинанием, мир ихтеням. И все остальные, кто бы хотел проверить наше представительство наслабину, хвосты теперь подожмут. А мальчики всё равно найдут того, кто ушёл отстрелы Града. И в Отстойнике снова станет тихо. Ты уж накорми их получше, онисегодня заслужили.

— Даженачальство, оказывается, иногда говорит правильно, — расплылся до ушей Лёди добавил, выглянув в окно. — Ох, слава Медбрату, кажется, мы приехали! Уменя уже зуб на зуб не попадает.

— Редкийслучай, подчиненный говорит по делу и приятные для уха начальства вещи, —тут же отпарировал Профессор. — У меня тоже зуб на зуб не попадает, но,увы, уже по другой причине — не так они часто теперь расположены.

Над темным,безлюдным Огрызком гордо реял флаг Ракушки. Привычно шумела Гадючка, лес на тойстороне казался вырезанным из чёрной закопчённой жести.

Верёвочнаялестница так и свисала из моего распахнутого окна, которое единственное слабосветилось, тёмные стекла остальных окон отражали ломтик луны.

Экипаж заехал вовнутренний двор нашего невообразимого здания.

Пока Градраспрягал лошадей, Лёд с Рассветом помчались топить баню, чтобы как можнобыстрей вымыться и согреться, а я поспешила на кухню посмотреть, как там мойхолодец поживает.

И оченьпорадовалась, что так предусмотрительно его поставила варить: дрова потихонькутлели в печи, возиться с растопкой было не надо, оставалось только подброситьполеньев, и поставить чайник. И убрать два куска рыбы с общего блюда в укромноеместо. А для уюта разжечь открытый очаг.

Около очагавалялся сонный Копчёный, который, увидев меня, тут же оживился и заканючил,требуя еды.

— С хозяинавымогай, — объяснила я ему и побежала переодеваться.

В моей комнатетлел ночничок, а на столе стояла плетеная корзина с красивыми яблоками и нежнойлюбовной запиской от Янтарного:

«Двадцать Вторая,это Я.

Вас всех что, ТотБык меня забодай, моровая язва унесла?»

Я не удержалась иприписала внизу:

«Какое такое Я? Яу нас бывают разные!»

И втянула лестницуобратно, пока ее не обнаружил Профессор и не оторвал в гневе, чего доброго.Яблоки спрятала в шкаф. А потом пошла занимать очередь на помывку.

По дороге думала,почему все мы ведем себя так, словно вернулись с пикника? Ну ладно я толькоиздалека наблюдала, но парни ведь обезвреживали, убивали поджигателей? Потомсообразила, что просто не знаю, в каких делах им приходилось участвовать,отстаивая интересы Ракушки на этом клочке земли. Сегодня ведь только кусочек изночной, настоящей жизни Отстойника промелькнул у меня перед глазами.

В коридоре ястолкнулась с Профессором.

Он словно прочёлмои мысли.

— Не думай,душа моя, что мальчикам всё равно. Это не так. Жизнь и смерть здесь ходятрядом, а убивать людей, это не тараканов давить, и всегда лучше обойтись безкрайностей. Но иногда приходится делать и это.

— Но у менякакой-то ненормальный приступ веселья, — буркнула я, вспомнив свою реакциюна письмо Янтарного. — Это меня тревожит.

— Не только утебя — это защита. Смерть дохнула слишком близко. Поэтому все мы сейчас будемнемного неуместно радостными и остроумными. Веселись, не стесняйся. Так идолжно быть.

* * *

Профессор оказалсяправ.

— Душенька, ахочешь, я тебе спинку потру? — предложил отмытый до блеска Лёд, галантнооткрывая дверь в баню.

— Лучше денегдай, — охотно откликнулась я. — Там твой кот людям ноги обгрызает,еды требует. Иди корми свое чудовище.

— Я же неназываю чудовищем твоего Сильного с Горы, — радостно обиделся за котёнкаЛёд, — хотя на мой взгляд Копчёный по сравнению с ним — одуванчик.

— Янтарный, ктвоему сведению, на шторах у нас в приемной не качается, и еду у менякруглосуточно не требует! — возмутилась я, облегчённо чувствуя, как весьэтот трёп заслоняет от меня пылающие решётчатые башни. — Как твойненаглядный одуванчик-обжора.

— Да уж, еслибы ваш ненаглядный на наших шторах качаться решил, то карниз бы с мясом вырвал,одуванчик твой невесомый… — расплылся до ушей Лёд.

— Ну несочиняй! — теперь обиделась я за Янтарного. — Не такой уж он итяжелый — это я тебе с полной ответственностью заявляю!

— Но ведь иты не штора, — возразил Лёд и, озабоченно нахмурившись, спросил — А чем ямогу накормить Копчёного?

— Град вчерарыбы нажарил, лежит в кладовой на деревянной тарелке под колпаком, —объяснила я. — Ешьте, меня не ждите.

— А спинкупотереть?

— А деньги?

— Эх, —вздохнул Лёд, — да если бы у меня деньги были, — разве ж тебе бы ятогда спинку тёр?

— Акому? — заинтересовалась я.

— О-о-о, —мечтательно протянул Лёд, — тогда бы самые прекрасные женщины Отстойникаслетались ко мне, как бабочки.

— Фу-у, —скривилась я. — Продажная любовь — она не искренняя.

— А ктоговорит о продажной любви? — удивился Лёд. — Богатого человекакрасавицы любят бескорыстно. Просто так.

— ПопросиПрофессора выдать тебе премию за успешную работу в общественной бане, —посоветовала я. — Объясни, что хочешь чистой бескорыстной любви.

— Профессорскорее сам мне спинку потрёт, чем премию выдаст, — вздохнул Лёд. — Онуже пожилой, многие вещи для него потеряли важность.

— Тогда давайсоставим конкуренцию поджигателю, — он с одним заклинанием вон какразвернулся, а мы-то знаем куда больше. Запугаем весь Отстойник.

— Мысльхорошая, но Профессор знает заклинаний ещё больше, чем мы, и, скорее всего,утопит нас, если застукает. В гневе он ужасен.

— Не успеет.Мы скажем, что действуем на благо представительства.

— Всё равноутопит. Из экономии, — зачем мы ему нужны, если Огрызок все будут бояться?Кстати, а ты знаешь, что начальник Службы Надзора за Порядком выздоровел? Я еговчера в общественных банях встретил. Жив, здоров, энергичен и зол.

— Да, вот этопо-настоящему печально, а не то, что у тебя денег на любовь красавицнет, — согласилась я и пошла мыться.

* * *