— Ну что, давай, — произнес он.

Мими кивнула.

Она медленно перевернула тело.

Это была Джордан Ллевеллин.

Мими узнала ее серые глаза. Они были широко распахнуты,взгляд устремлен в потолок. Мертвой девочка выглядела даже младше своиходиннадцати лет. На ней была грязная пижама, та самая, в которую Джордан былаодета в момент похищения. Мими хватило одного взгляда на землистый цвет лицадевочки, чтобы понять — у нее выпили всю кровь, до последней капли. Полноепотребление.

Мими едва не вырвало. Она не была готова к тому, чтопредстало ее глазам. Это оказалось намного хуже, чем захвативший ее врасплохзомбированный страж. Мими присоединилась к венаторам ради приключений и длятого, чтобы убраться подальше от Нью-Йорка... Ей никогда и в голову неприходило, что они потерпят неудачу. Никогда. И знать, что они были так близко,что почти успели — и все же опоздали... Она не была готова увидеть мертвогоребенка. Эта картина теперь останется с ней навеки.

Мими всегда была уверена в себе. Ее вера в себя исобственные способности была несокрушима. И она верила в то, что Кингсли подсилу отыскать Джордан, что он их не подведет. Теперь при взгляде на него ееохватывало идущее из глубины души ощущение предательства.

Но Кингсли сделал нечто странное. Он вытащил из походноговещмешка увеличительное стекло и принялся разглядывать глаза мертвой девочки.

— Леннокс, а ты что думаешь по этому поводу? Ты это видишь?— Произнес Кингсли, обратившись к Тэду, застывшему в дверном проеме.

Тэд взял лупу и принялся изучать глаза Джордан. Черезнесколько минут он передал лупу брату, и тот последовал его примеру.

— Нет, не вижу.

— Вот и я так не думаю, — произнес Кингсли, и в голосе егопроскользнула нотка торжества. — Форс, посмотри поближе — ты это видишь? Или,точнее, не видишь?

Мими взяла лупу и заглянула в глаза Джордан. И что онавыискивает? Что ей предлагается не видеть? Все это было ужасно. Взгляд Джорданбыл пустым и застывшим. Но в конце концов Мими поняла, что имел в виду Кингсли.В глазах Джордан недоставало зрачков. Посередине глаза, там, где им полагалосьнаходиться, не было ничего — одна сплошная радужка, как у куклы.

— Что с ней произошло? Что это означает? — Спросила Мими.

На лице Кингсли появилась улыбка.

— Это означает, Форс, что мы еще не проиграли. Хранительжив.

ШАЙЛЕР

Ждать — труднее всего. Шайлер вспомнилось, как она привыкласидеть в квартире на Перри-стрит и ждать, вот как сейчас, прихода Джека на ихтайное свидание. Всякий раз, когда он перешагивал порог, это казалось чудом.Просто невозможно было поверить, что он принадлежит ей и что ему не терпитсяувидеть ее, точно так же как ей не терпится увидеть его.

Казалось, будто она бросила его лишь вчера — такимиголовокружительными были чувства, которые он разворошил в ее душе, и такимисильными — вырвавшиеся на волю воспоминания. Она любила смотреть, как он входитв квартиру. Она помнила, какая тревога исходила от него, когда он возникал вдверном проеме — как будто он внутренне готовился к разочарованию. И всегда вего глазах читался один и тот же вопрос — а найдет ли он там ее? Будет ли онаждать его? За это Шайлер и любила его так сильно. За то, что он был таким жеуязвимым и так же переживал, как она.

Он никогда не считал их отношения чем-то само собойразумеющимся.

И вот теперь она снова ждала его. Он вернется к ней — онаверила. И сейчас, сидя на полу пещеры в парижских катакомбах, верила куда сильнее,чем прежде, когда томилась на диване в нью-йоркской квартире.

Она верила, что он к ней вернется, потому что если невернется, это будет значить... Нет. Нет! Его не могли убить. Но вдруг — вдруг!— он ранен? Вдруг он сейчас лежит в каком-нибудь из этих темных туннелей, безсознания, истекающий кровью? Что тогда?

Шайлер никак не могла заставить себя подумать о том, гдесейчас Оливер. Она надеялась, что Джек прав, что Серебряной крови было не донего... Кроатан не интересуется людьми. А так ли это? Как она могла оставитьего? Она никогда не простит себе, что бросила Оливера там. А теперь и Джек...Джек тоже исчез. Неужто ей суждено потерять обоих в один вечер?

Нужно идти. Она достаточно долго ждала. Джек нуждается вней. Нужно идти искать его. Нельзя сидеть тут и ничего не предпринимать.

Шайлер подняла факел с пола. Но едва лишь она шагнула кпервому туннелю, сзади послышался какой-то звук. Шум шагов. Девушкаразвернулась, угрожающе выставив факел перед собой.

— Стоять! — Крикнула она.

— Это я... не волнуйся... это просто я.

Перед ней стоял Джек. На вид он был целым и невредимым — ниединого выбившегося из прически волоска, ни единой царапины. Одежда была чистойи казалась свеженаглаженной. Джек выглядел безукоризненно, как всегда, — будтоне он только что сражался со сворой Серебряной крови. Шайлер не опустила факел.А Джек ли это? Она вспомнила красные глаза барона. Она не сразу разгляделаСеребряную кровь под человеческим обличьем. Действительно ли перед ней ДжекФорс — или кто-то иной? Еще один враг, умеющий изменять облик?

— Откуда мне знать, что это ты? — Спросила девушка, держасьза факел так, словно тот способен был спасти ее от всех, кто бы сюда ни явился.

— Шайлер, я только что едва не погиб. Ты шутишь? — ПроизнесДжек.

— Не подходи!

Ей вдруг подумалось — а что, если это часть плана Серебрянойкрови? Какого-то смертоносного заговора? Маскарада? Вдруг это входит в ихзамысел: позволить Джеку «спасти» ее, чтобы он смог снова завоевать ее доверие?В конце концов, прошел год, а за это время многое могло измениться. Откуда ейзнать, что он не переметнулся? Они не слыхали за это время ничего о событиях вКомитете — а что, если... что, если...

— Шайлер, я не Серебряная кровь!

Теперь Джек выглядел сердитым. На лбу у него запульсировалажилка. Голос его был хриплым после крика.

— Прекрати. Ты должна доверять мне! У нас мало времени —отец сможет лишь задержать их. Нам нужно выбираться отсюда!

— Докажи! — Прошипела Шайлер. — Докажи, что ты тот, за когосебя выдаешь!

В ответ он сжал ее в объятиях, приподнял и прижал к стене. Апотом впился губами в ее губы, и с каждым поцелуем Шайлер заглядывала в егоразум и душу. Она видела год ненависти... видела его одиноким, отчужденным,уязвленным. Она солгала ему и бросила его. С каждым поцелуем он показывал ипередавал ей все свои чувства, как она снилась ему, как он жаждал ее, как онабыла ему необходима... и над всем этим была его любовь, всепоглощающая любовь кней, ставшая основой жизни. Во тьме они снова нашли друг друга, и Шайлерцеловала его в ответ, целовала жадно, изголодавшись за время разлуки, и хотела,чтобы это продолжалось вечно — хотела вечно чувствовать, как их сердца бьютсярядом, как переплетаются их тела, как его руки скользят по ее волосам и вниз,по спине. Шайлер хотелось плакать от затопившего их обоих неодолимогочувства...