Полицейские приехали, сняли отпечатки пальцев и составилипротокол. Далее, конечно же, ничего не последовало. Чарльз сказал, чтобольшинство воров сбывают драгоценности на черном рынке, а там украшенияразбирают и обезличенные камни для отмывки денег продают через сомнительныхторговцев на Пятой авеню. К счастью, страховка покрыла большую частьпричиненного вреда, и стоимости камней в том числе, так что финансовых потерьособых не было — лишь сентиментальные чувства и ноющее ощущениенесправедливости.

После того вечера родителям Мими пришлось за выходныеперекрасить всю квартиру. Слуги навели повсюду порядок. Как только поступиливыплаты от страховой, Тринити поставила на уши «Гарри Уинстона» и несколькоаукционов. Через несколько месяцев Мими позабыла об этом происшествии. Жизньпродолжалась.

Но при виде разгрома, учиненного Серебряной кровью, на нееснова нахлынули воспоминания о том кошмарном вечере. О том, какиммертвенно-бледным был Чарльз, как у Тринити на глаза наворачивались слезы и какДжек врезал кулаком по диванной подушке. Мими же хватило одного взгляда нанадругательство, совершенное над их прекрасным домом, и она тут же заявила:

— Я пошла заказывать нам люкс в «Сент-Регисе».

Что они могли искать здесь? Домишко посреди джунглей. Чтотут могло храниться такого, ну хоть мало-мальски ценного? И где Джордан? Еслиони привели ее сюда, почему они искали что-то еще? Мими присела и приняласьвнимательно разглядывать царящий вокруг беспорядок, пытаясь отыскать хотькакой-то смысл. Она сдвинула в сторону груду гнилого картона и обнаружила подней странный узор на ковре.

Отпечатки ног. Маленьких ног.

Отпечатки вели в ванную. Или оттуда. Мими вошла в маленькуюкомнатушку. Здесь тоже все было перевернуто. Дешевые полиэтиленовые занавескидля душа сорвали с колец, полотенца свалили грудой в ванну, зеркало надраковиной разбили вдребезги — на осколках виднелась кровь. Но еще здесь заметныбыли признаки борьбы, свидетельства драки... Мими сдвинула полотенца.

И кое-что обнаружила.

Под упавшей занавеской.

Мими ногой сдвинула смятый полиэтилен. Сердце ее забилосьбыстрее... Не может быть... Дрожащими руками девушка смахнула осколки зеркала иотбросила груду грязных полотенец.

В ванне лежал небольшой труп в грязной фланелевой пижаме.Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет!!! Они все-таки опоздали. Мими чувствовала это.Они шли через туман — медленно, слишком медленно... Но девушка упорно не желалаверить в это. Нет!!!

— Кингсли! — Закричала она.

Она не хотела переворачивать этот труп в одиночестве.

ШАЙЛЕР

Она привыкла к одиночеству. Она провела в одиночествебольшую часть жизни. Ее бабушка не была сторонницей современной теорииродительства с ее сверхопекой. Никто из домашних не приходил посмотреть тенемногочисленные постановки школьного театра, в которых Шайлер участвовала,никто не подбадривал ее криками с края поля во время воскресного футбольногоматча. Принципом Корделии было «плыви или тони». Утонуть от избытка опеки ееподопечный не рисковал. Со стороны детство Шайлер выглядело одиноким — ниродителей, ни братьев, ни сестер и, пока в ее жизни не появился Оливер, никакихдрузей.

Но секрет заключался в том, что Шайлер не была одинока. Унее были ее рисование, ее искусство и ее книги. Ей нравилось быть одной.Наоборот — компания действовала на нее угнетающе. Шайлер совершенно не умела нинепринужденно болтать о пустяках, ни подражать банальным бытовым действиям, чтопривлекают людей друг к другу. Она всегда оставалась андерсоновской маленькойдевочкой со спичками, дрожащей от холода. Но при том, что люди пугали ее, онаникогда не боялась темноты.

Во всяком случае, до нынешнего момента. Тьма, окружающаяШайлер, была абсолютной — настолько непроглядной, что даже вампирское зрениеоказалось бессильно. Девушка пряталась в туннеле до тех пор, пока крики и шумсхватки не стихли, растворившись во тьме.

Надо ей было остаться там. И о чем она только думала? Почемуоставила его одного? Сперва она бросила Оливера, а теперь Джека. Но у нее небыло оружия. У нее ничего не было. Джек хотел, чтобы она бежала прочь, и потомуона должна была бежать.

— Джек! Джек! — Позвала Шайлер. Ее голос эхом разнесся потуннелю. — Ты цел? Джек!

Ответа не было. Тишина сделалась еще более тревожащей. Былонастолько тихо, что девушка различала шум дождя, идущего где-то надкатакомбами, слышала журчание каждой струйки, просачивающейся сквозь трещины встенах и стекающей на пол. Шайлер обхватила себя руками за плечи. Она не могласообразить, что ей делать. У нее болели плечи, и было такое ощущение, будтомышцы оцепенели от холода. Так вот каково оно — бояться темноты. Бояться и бытьодиноким в темноте.

Шайлер снова принялась звать Джека. Ей казалось, что прошлонесколько часов, но ответа так и не последовало. Но и Серебряную кровь тожебыло не видно и не слышно. Впрочем, это еще ничего не значило. Возможно, ониотступили лишь затем, чтобы вернуться позднее. Шайлер не хотелось и думать отом, что могло произойти с Джеком. Могли ли они забрать его? Может, он убит?Или потерпел поражение?

Джек погиб. Нет! Шайлер замотала головой — хотя спорила онаисключительно сама с собою. Он не мог погибнуть! Только не он! Не он, не этотослепительный и грозный свет. Нет. Она видела его истинный облик, и облик этотвнушал смотрящему благоговейный трепет. Столп пламени. Тысяча великолепныхсолнц, пылающих огнями цвета непроглядной ночи. Ужасающий, и поразительный, ипугающий, как ничто иное.

Нет! Он вернется к ней!

Шайлер верила в это. Она оглядела лабиринт туннелей. Девушкасовершенно не представляла, где она находится и с какой стороны пришла. Тутможно было блуждать столетиями и не найти выхода — так сказал Джек.

Так было задумано.

«Что я делаю? Ну я и дура! Перекресток! Вот то, что нужно!Как там сказал Чарльз? Перекресток. "Место, которое они не могутпересечь". Все туннели ведут туда. Где же он?»

Шайлер ничего не видела, потому двинулась вдоль стены наощупь. Проем. Еще один. Два туннеля. Развилка. Нужно выбирать. И куда жедвигаться? Девушка провела рукой по шероховатой стене, пытаясь что-нибудьпочувствовать. Если ничего не видно, может, удастся что-нибудь унюхать?..

Подумав, Шайлер вспомнила, что там пахло чистотой. Онаскорее ожидала бы, что в пещерах будет пахнуть плесенью, как от влажногополотенца, слишком долго провалявшегося на полу. Но когда они с Джеком тольконырнули в катакомбы, Шайлер поразилась, насколько свеж здешний воздух.

«Вот этот», — подумала девушка.

Из этого хода пахло чуть свежее, как будто он вел наоткрытый воздух — возможно, к той самой лестнице наверх, наружу. Шайлер приняларешение. Она вошла в темный туннель, двигаясь исключительно ощупью.