– Типа конец, да. 

Веду ладонью по животу к лобку и глажу себя там. Мука и пытка – вот как бы я описала свое состояние парой слов. И то, чем занимаюсь, – это самое настоящее освобождение. Которое Эрик обещал мне подарить, но потом передумал. Надеюсь, причина у него действительно веская. Принципы – это хорошо, как и то, что я совсем без них. Во всяком случае, сейчас. Тяну руку ко рту, облизываю пальцы и снова трогаю себя. Развожу колени шире и откидываю голову назад, разрывая зрительный контакт с везунчиком. Жду, что он уйдет, громко хлопнув дверью, но Эрик стоит посреди комнаты и наблюдает за мной. Я ощущаю на себе его темный взгляд. И именно это добавляет мне смелости и развязности.

Погружаю в себя один палец и воспроизвожу картинку нашей близости: Эрик во мне и совсем не щадит, двигаясь мощно и быстро. Потом в клубе: его голова между моих коленей, а после я перед ним на них и вижу, как его накрывает экстазом. Вспоминаю вкус его губ, дурманящий запах... Даже мысль о сексе с везунчиком будоражит воображение. А ведь он не мой типаж, старше на двенадцать лет и я ничего о нём толком не знаю, но хочу так сильно, что плевать на всё перечисленное. 

Я кончаю бурно, долго и со стоном. Совсем не стесняясь своих чувств. Везунчику пусть будет стыдно, потому что отец додавит меня с браком, и я так и не узнаю, что значит секс с мужчиной, к которому влечет с такой силой. 

Поднимаю голову и встречаюсь с глазами Эрика. В них безумие. Ему понравилось? А где же аплодисменты и просьба сыграть на бис? 

– От мысли, что это был ты, я могу кончить еще раз. Или два, – продолжаю его провоцировать. – Хотя ты этого вовсе не достоин. Но за расширение кругозора спасибо. Когда бы еще пришлось побывать во Владивостоке? И узнать, как это – захотеть мужчину с такой силой, что плевать на стыд! – бросаю с обидой, голос дрожит. Мне действительно обидно!

Эрик делает шаг к кровати, но я отрицательно качаю головой и свожу колени, закрываясь от него.

– Сказала же, что больше не подпущу. Это была не шутка. Не приближайся… – Прерываюсь, потому что везунчик садится рядом и проводит пальцем по моим губам.

Его свободная ладонь гладит меня по животу и обнимает. Я отворачиваюсь, пытаюсь вырваться, но Эрик гасит попытки сопротивления на корню, потому что сильнее меня, а я всё же очень слаба после травмы: голова кружится, кажется, ещё чуть-чуть, и от накала эмоций отключусь. 

– Да успокойся же ты! – Везунчик берет мое лицо в руки и фиксирует его, долго смотрит в глаза, а потом целует. 

Сначала нежно и очень чувственно. Ощущения при этом запредельные. Как будто я парю в невесомости или нахожусь на воздушном облаке. Затем его язык проскальзывает мне в рот, и везунчик теряет контроль. Целует так, будто наказывает за что-то, разжигая внутри знакомый огонь своей силой и напором. Нельзя же так издеваться над человеком! Я больше не хочу испытывать этих чувств, если между нами не будет продолжения.

Слышится стук в дверь, но мы на него не отзываемся. Лишь когда звук повторяется, становясь громче, а следом доносится голос, сообщающий о доставке еды, Эрик отпускает меня. Садится на краю кровати, опирается локтями на колени. Дышит часто и тяжело, глаза прикрыты, желваки ходят по лицу. Он хмурится, а потом резко поднимается на ноги и идет к двери уверенной походкой. 

Игнорируя головокружение, я запахиваю халат и залезаю под одеяло. Будем считать, что это был наш прощальный поцелуй. Но именно в это мгновение четко понимаю, насколько мне небезразлично внимание везунчика и как больно будет разойтись в аэропорту с осознанием, что это конец. Я ехала на такси в Шереметьево с чувством весны внутри, а сейчас в душе серый октябрь: тоскливо, пусто и впереди ожидают долгие холодные дни. 

Эрик возвращается с подносом через минуту. Ставит его на тумбочку рядом с кроватью и окидывает меня внимательным взглядом. 

– Ешь, потом я сделаю укол. Зрачки опять по пятаку.

От пережитого оргазма и твоих поцелуев! Но я молчу. Придвигаюсь к краю вместе с покрывалом, беру столовые приборы и ем. От головокружения даже толком не чувствуя вкуса еды. 

– Ты не будешь? – спрашиваю, заметив, что Эрик сидит на стуле напротив и наблюдает за мной.

– Нет.            

Ком подкатывает к горлу, и снова прошивает огорчением. Это выше моих сил. Я не понимаю этого мужчину. О чём он думает? Несколько мгновений назад его внушительная эрекция упиралась мне в живот, и за эти дни у него была куча возможностей заняться со мной сексом, но он не тронул меня. Зачем было предлагать полететь вместе чёрт-те куда? Чтобы просто смотреть сейчас, как я ем? 

– Надеюсь, это стоит твоего воздержания? – без эмоций уточняю я. 

– Возможно, – коротко отвечает он. 

Ещё один любитель загадок. Как и мой отец. Мысль податься в монастырь или стать ярой феминисткой, которая будет презирать всех мужчин на свете, кажется не такой уж и безумной. 

– А когда меня вырубит, что будешь делать? 

Хочу услышать что-нибудь язвительное, но Эрик снова включает безразличие. Долбаный робот! Где находится кнопка, которая отвечает за его настроение? Хочу ее сломать! Нужно срочно переключиться. Не думать об этой ситуации. Я не возлагала никаких надежд на поездку. Не было ожиданий и насчет этого мужчины. Могла бы вовсе не полететь. Сколько раз это необходимо повторить, чтобы я действительно начала так думать и не огорчаться, что вернусь в Москву нетронутой?

– Поработаю и тоже лягу спать, – тихо отзывается он.

– На диване в гостиной? 

– С тобой на кровати. Ты всё равно в глубокой отключке будешь. Даже не почувствуешь моего присутствия. 

Ковыряю вилкой омлет, делаю глоток чая и поднимаю глаза на Эрика.  

– Я наелась. Спасибо. 

– Ты почти ничего не съела, – замечает он.

– Меня тошнит, – обманываю я. 

Кусок в горло не лезет по другому поводу. Чёрт бы тебя побрал, везунчик! Зачем я только согласилась с тобой куда-то полететь? Вместо эйфории по венам растекается тяжесть. Как в воду глядела, пошутив в тот вечер на заезде, что у него магнит вместо сердца. 

– Это не забастовка. Я действительно не могу и не хочу. 

– Хорошо, – кивает Эрик.  

Приносит из другой комнаты пакет с лекарствами, достает шприц и несколько ампул. Молча делает укол, и я тут же отворачиваюсь от него, сжавшись в клубок на другом конце кровати. Не хочу возвращаться в Москву. Не хочу видеть отца. И замуж за Ибрагимова не хочу. После встречи с везунчиком лишь отчетливее понимаю, насколько это ущербно – жить с человеком, к которому нет никаких чувств и совсем не тянет в физическом плане. А к кому тянет, тому совершенно нет до меня дела, потому что этот кто-то – бесчувственный кусок железяки!

На завтрак я обычно ничего не ем. Ну или очень мало. Только не этим утром. У меня жуткая слабость. Я почти три дня провела в кровати, в отключке. Нужно как-то восполнять запас сил и откуда-то черпать энергию, которая на нуле. А ведь вскоре предстоит возвращаться к работе, держать оборону при общении с отцом, разговаривать с Иманом… С удовольствием бы напросилась пожить к Альбине, но понимаю, что если пущу сейчас всё на самотек и ничего не стану решать, то вполне могу остаться с грузом неприятных проблем и зарекомендовать себя как инфантильная малолетка. Хотя я – она и есть. Где-то в глубине души. Особенно рядом с мужчиной, который стоит сейчас у окна с сигаретой в зубах, что-то делая в телефоне.