— Вера! — Назарову сделалось совсем невозможно дышать. Он видел ее сейчас. Закрывал глаза и видел: красивую, робкую и совершенно не уверенную в том, все ли она делает правильно. — Вера! Я сейчас приеду!

— Нет! — слишком быстро, слишком поспешно ответила Вера, сразу дав понять, как она этого боится. — Не нужно приезжать… Извините меня…

— Почему? Мы с вами взрослые люди, Верочка. И я… я так люблю вас, что все остальное для меня просто не имеет значения, — заканчивая фразу, он почти охрип.

Сейчас она бросит трубку. Обидится и бросит трубку. А он все равно поедет к ней. Даже если она его и не пустит. Он будет ходить под ее окнами, как влюбленный мальчишка, и мечтать…

— Саша! Ну почему все так?! — вдруг воскликнула она, представив его сейчас рядом с собой. — Почему все так плохо, господи?!

— Все хорошо, Верочка, милая! Все хорошо! Лучше просто быть не может. — Назарову пришлось прикрыть глаза, чтобы их не резало с такой силой, что они начали вдруг слезиться. — Я слышу вас. Вы говорите со мной. Еще неделю назад я об этом даже мечтать боялся. А сейчас вы называете меня по имени и говорите со мной. Я дурак, наверное, да? Я кажусь вам дураком, ведь правда?

— Нет, — она снова улыбнулась.

— Нет, я знаю. Романтики во мне, как в чугунном утюге. Одно слово — мент. Ментом был, им и помру. Только вот умереть я хотел бы на ваших руках, Верочка. Помните, фильм такой был… — Назаров силился вспомнить название фильма, будучи не совсем уверен в том, что она понимает, о чем он говорит. — Там герой всю жизнь любил одну женщину. Она была замужем… И потом она убивает его в финале, а он говорит, что и смерть от нее примет, как подарок.

— «Строговы». — Верочка удивленно качнула головой. — Фильм назывался «Строговы», героиню звали Анной.

— Точно! Вы тоже смотрели? Надо же, как здорово!

— Да, наверное, только я не собираюсь вас убивать, Саша. Не надейтесь!

Она замолчала, совсем не зная, что нужно и можно говорить дальше, чтобы он понял ее и не делал никаких скоропалительных выводов, которые бы загнали ее в тупик. Она и так загнана. Загнана в свое дикое, глупое одиночество, потому и творит невесть что.

Назаров тоже молчал, больше всего на свете боясь, что она сейчас пожелает ему спокойной ночи и повесит трубку. Пусть лучше молчит и просто дышит ему в ухо. Тогда он знает, что она где-то рядом, хотя и не видит ее.

— А мой бывший оставил соглядатая, представляете? — неожиданно воскликнула она, заставив его вздрогнуть.

— Как это? — Он даже не сразу понял, о чем она говорит.

— Он уехал, а за мной оставил слежку. Захожу сегодня в подъезд, сажусь в лифт, а за мной «хвост». Так, кажется, говорится.

— К-какой «хвост»?!

Вот почему она позвонила! Она боится! Кто-то проехался с ней вместе в лифте и напугал ее. Кто???

— Я не знаю. Здоровенный такой малый. В кепке и темных очках. Думал, я не пойму, кто он такой. Как же! Я ему так прямо и сказала.

— Что сказали?! — Он изо всех сил старался говорить спокойно, чтобы не напугать ее больше, чем она уже напугана, и не заставить себя думать о самом страшном.

— Что я догадываюсь, кто он такой. Ну, дала понять, что знаю: он следит за мной, и все такое…

— А он что?

Назаров уже знал, что не уснет остаток ночи ни за какие коврижки. Знал, что сейчас же соберется и поедет к ней. Пускай она не пустит его, пускай он встретит утро на скамейке в их дворе. Но он все равно поедет.

Неужели… Неужели он подставил ее?!

— А он ничего, — беспечно отозвалась Верочка, не подозревающая о паническом страхе Назарова. — Доехал до девятого этажа и десять минут стоял на площадке. Я специально слушала, ни одна из квартир не открылась. Потом снова спустился в лифте. Сел в машину и уехал. Но перед тем как в машину сесть, он смотрел на мои окна. Могу поклясться в этом!

Назаров верил. Более того, он бы много отдал сейчас, чтобы это было неправдой. Чтобы она приврала для красного словца или просто-напросто ошиблась.

— Верочка! Слушайте меня внимательно, — он нарочно сделал паузу, заставив ее насторожиться. — Запритесь сейчас на все запоры, какие у вас имеются. И никому!.. Слышите, никому не открывайте. Я скоро буду.

— Но, Саша! — снова попыталась она возразить, не очень-то разобравшись в его тревожной интонации.

— Вера, все может быть много серьезнее, чем вы предполагаете. Я скоро буду, все!

Он заметался по квартире, забыв сразу вызвать такси. Потом начал звонить, но там все время было занято. Наконец диспетчер пообещала ему прислать машину через десять минут. Назаров снова начал метаться, поочередно выхватывая из шкафа одежду и отшвыривая ее прочь. Свитер нужно было постирать еще неделю назад, не годится. На рубашке вчера верхняя пуговица отлетела. Две другие не глажены. Брюки тоже забыл погладить, а на джинсах нижняя кромка в засохшей грязи. Не в форменных же портках ехать к ней.

Черт, черт, черт!!! Все так некстати…

Он схватил одежную щетку и в три приема очистил джинсы от грязи. Путаясь ногами в штанинах, то и дело глядя на часы, он влез в них, тут же без лишних раздумий схватил с одежной полки чистую футболку. Ничего, не январь, не замерзнет. Гладиться некогда, такси будет через три минуты. Лишь бы он не опоздал и лишь бы хоть раз в жизни ошибся…

Он сейчас приедет. Позвонит в дверь. Переступит порог и, может быть, останется до утра. Так случается у одиноких женщин время от времени. У нее вот не было, а у многих других сколько хочешь. Знакомые по школе учителя, попавшие в схожую ситуацию, частенько хвастались подобными примерами, негодуя по поводу ее добродетели. Кажется, именно этого она сегодня лишится. Своей добродетели, которая была так ненавистна Геральду и которой она до недавнего времени так дорожила…

Что же теперь? Почему именно он и почему именно сейчас? Ведь это не он, а она выбрала именно его, иначе не стала бы звонить ему в полночь и навязывать никчемный, пустой разговор. Надо быть честной с самой собой и не пытаться строить из себя ханжу, скованную обстоятельствами. Нет, она будет честной. Она изначально хотела, чтобы он приехал. И чтобы… остался с ней до утра. Чтобы уснул с ней в одной постели, которая опротивела ей пустующей второй половиной. Чтобы долго целовал ее и уснул потом, крепко прижимая к себе.

Верочка постояла около зеркала. Может, стоило переодеться. Снять с себя этот свитер с тугим горлом, которое непременно будет мешать. И волосы от него начнут потрескивать и прилипать к лицу. Брюки тоже надо снять… А что надеть? Она открыла дверцы шкафа и долго перебирала нераспечатанные пакеты с кружевным бельем и какими-то немыслимо невесомыми сорочками на тонюсеньких бретельках. Нет… Это слишком зазывающе и откровенно глупо. Она не станет его соблазнять, она, пожалуй, наденет то, к чему давно привыкла.