Блэкуэлл почувствовал, как от желания обладать ею напряглась его плоть.

А она, раскрасневшись, потупила взор под его взглядом. Пусть всего лишь рабыня — она не перестала от этого быть женщиной, и к тому же неглупой. Его пристальный взгляд явно смутил бедняжку.

— Пожалуйста, — промолвил он. — Не бойся. Меня зовут Ксавье Блэкуэлл. — Непослушные губы никак не желали сложиться в улыбку. Ему хотелось обнять ее, ласкать ее, овладеть ею сию же минуту — дико, неистово. Но не следовало давать волю желанию. По крайней мере пока она так же не захочет, его, как он хотел ее.

Вот она подняла глаза. И взглянула на своего спутника, словно в поисках ободрения. Он заговорил вместо нее:

— Кхм… да. Вера говорит по-английски. — Раб почему-то тоже густо покраснел.

— Вера, — медленно повторил Ксавье. — Прекрасное имя для прекрасной женщины.

— Спасибо. — Она наконец-то посмотрела ему прямо в глаза.

Наложница говорила так тихо, что Блэкуэлл еле расслышал ее слова. Наверное, стеснялась своего спутника.

— Можешь нас оставить. Я не причиню ей зла. Даю слово.

Раб вежливо улыбнулся, но его странные серебристые глаза оставались настороженными. Ксавье заметил бисеринки пота на лице. Этот малый явно был испуган, и не на шутку. Блэкуэлл нахмурился.

— Хорошо. Если… если я понадоблюсь, то буду ждать за дверью, — выдавил мужчина.

Ксавье кивнул и снова посмотрел на женщину. Та нервно обхватила плечи руками, но не спускала с него глаз.

Раб вышел в коридор.

— Вера, — мягко спросил Ксавье, — откуда ты?

Она молчала.

Либо она боится его, либо осторожничает.

— Вчера, на невольничьем рынке, я видел тебя. Ведь ты была там, правда?

— Да. Была.

Его сердце замерло на миг и вновь забилось с бешеной скоростью:

— Ты…. американка?!

— Да, — кивнула она.

Он остолбенело уставился на нее, осмысливая ее слова, — и на смену изумлению пришел гнев. Его соотечественница, американка, томится в плену у паши! Невероятно, неслыханно! Он мигом позабыл, что только что страстно хотел ее. Нет, теперь это было попросту невозможно.

Он подошел к ней — она напряглась всем телом.

— Как вас угораздило попасть в плен? — спросил Ксавье, глядя ей прямо в лицо. — Как долго вы находитесь в Триполи? В Штатах знают обо всех до одной женщинах, оказавшихся в плену. Кто ваш хозяин?

— Джебаль, — хрипло ответила она.

Ксавье ничего не мог с собою поделать. Его обуяла бешеная ревность. Он достаточно повидал на своем веку, чтобы не строить иллюзий по поводу ее положения. Эта женщина — рабыня, и она живет в гареме. Она прекрасна и необычна. Наверняка Джебаль успел отведать этой красоты — как, впрочем, и другие. Решение созрело само по себе, прежде чем он успел его осмыслить. Она получит свободу — так или иначе — вместе с ним и его людьми.

— Они мучили вас?

— Вряд ли бы я это пережила, — прошептала она, едва переводя дыхание. Нечто невысказанное, горевшее в обращенных к нему изумрудных глазах, вселяло в Ксавье непонятную тревогу.

А еще под взглядом этих дивных глаз его сердце колотилось так, словно он был влюбленным мальчишкой.

— Вера, мне ужасно жаль, что все так случилось. И я приношу извинения и за мою страну, и за ее правительство. Могу лишь заверить вас, что в моем лице вы отныне найдете самого преданного друга и союзника.

— Вы — настоящий герой! — прошептала она.

— Вряд ли, — засмеялся Блэкуэлл. — Так как вы попали в плен?

Ее руки бессильно опустились. Ксавье застыл от напряжения. Она нервно облизала губы.

— Это долгая история.

— О, у меня много времени, — хрипло ответил он. — Если быть точным, у нас впереди целая ночь.

А вот этого говорить не следовало. Ибо к нему немедленно вернулись мысли, которые следовало беспощадно гнать из головы.

— Я направлялась в Гибралтар, — медленно произнесла она. — К своему мужу.

— Так вы замужем… — Он не в состоянии был скрыть разочарования.

— Он скончался, — слегка зардевшись, сказала она. — Незадолго до того, как я должна была встретиться с ним.

— Мне очень жаль, — солгал он.

— Теперь это уже не так важно.

— И вас захватили корсары?

— Да.

Он любовался ею. Он буквально упивался этим прекрасным лицом. Тяжело вздохнув, Ксавье заставил себя отвернуться и отошел к окну. Боже, что пришлось пережить этой бедняжке! Его первейший долг как мужчины и как американца взять ее под свою защиту, заботиться о ее благополучии.

— Почему сегодня вы оказались на бедестане?

— Я слышала, что вас захватили в плен, — пробормотала она чуть слышно. — И пришла, чтобы увидеть вас.

Капитан подумал, что сейчас его лицо наверняка пылает. Он тут же вспомнил, каково ему пришлось сегодня, выставленному совершенно нагим на потеху жестокой толпе. Вряд ли в таком положении человеку возможно сохранить достоинство.

— Но ведь вы подвергали себя опасности? Или Джебаль позволяет вам гулять за пределами гарема в мужском платье?

— Он бы убил меня, если бы узнал. — Впервые за все это время ее губ коснулось подобие улыбки.

Блэкуэллу она показалась прекрасной, он улыбнулся в ответ.

— Я люблю свободу. — Она опять погрустнела. — Быть рабыней так… тяжко.

Ему хотелось узнать все подробности, особенно о ее отношениях с Джебалем. Однако такого рода расспросы выглядели бы как непростительная грубость, тем более что подробности и детали не должны были его интересовать.

— Может быть, мы присядем? Вы не голодны? Вы не хотите пить?

Она кивнула.

Капитан взял ее за руку. В тот миг, когда он коснулся ее, их взгляды встретились — и испуганно метнулись в разные стороны. Блэкуэлл жестом предложил гостье садиться, теперь старательно избегая прикасаться к ней. Его дыхание странно участилось.

Конечно, со дня выхода из Бостона у него не было женщины. Видимо, в этом и заключается столь необычное действие на него этой рабыни. Ведь он так и не в силах был подавить возбуждение, охватившее его с самых первых минут их встречи.

Она села на кушетку, скрестив ноги. Он тут же уставился на нее алчным взором — и отвернулся, ибо не хотел себя выдавать.

Она поежилась и торопливо поджала ноги под себя, запоздало поняв, что только что сделала и что он мог увидеть.

Ксавье постарался играть роль радушного хозяина. Он налил ей холодного лимонаду. Принимая бокал, она коснулась его пальцев. По спине капитана побежали мурашки.