Детектив-сержант поднялась, одернула короткий черный пиджак, кивнула в знак того, что разговор окончен, и вышла. Питер сел в кресло и задумался. С горечью он вынужден был признать, что за последние годы отвык мыслить как адвокат. Нет, он был уверен, что Тони ни в чем не виноват, но не представлял, как смог бы убедить в этом кого-то еще. Например, присяжных.

Подожди, остановил он себя, до присяжных еще далеко. Но если Локер не найдет настоящего убийцу Энни, — а Питер крупно сомневался, что найдет, — все может сложиться очень даже неприятно. И тогда Тони — да и Свете тоже — лучше будет оставаться там, где они сейчас. Но с другой стороны, если убийство повесят на Тони, он окажется в закрытой психиатрической лечебнице, тут даже сомнений нет. И что там с ним будет дальше — даже думать не хочется.

Искать убийцу Энни самому? Нанять частного детектива? Возможно, и придется. Все было бы проще, если бы Питер был уверен: это дело рук Хлои. Но он не был уверен, потому что не понимал логики. А когда Питер чего-то не понимал, он злился и чувствовал себя уязвимым. Его подозрения не подкреплялись ничем существенным. Конечно, можно было убедить себя в ее сумасшествии и полной невменяемости, но этого не хватало.

Скрипнула дверь, вошла Люси, села напротив.

— О чем она тебя спрашивала? — спросил Питер. — О Тони?

— Да. И о Свете. Даже, наверно, больше.

— А об?..

— Интимной связи? — Люси очень похоже передразнила Локер. — А как же! Только ее больше интересовало, знала ли Света об этом. Ну, мол, вы же подруги, она должна была с вами поделиться.

— И что ты сказала?

— Что слышала что-то такое мутное, но это было давно и несерьезно. И что Света, разумеется, об этом ничего не знала, иначе да, конечно, сказала бы мне. А потом я вышла и подумала, что мы с тобой, граф, просто дремучие идиоты. Эта паучиха уже решила, что Тони прикончил Энни. А мы с тобой дровишек подбросили: да-да, миссис Каттнер ничего не знала. Наоборот, надо было твердить, что все это фигня, ну было, подумаешь, делов-то. И что Светка как раз все знала. И все вокруг знали. Вот тогда бы ей пришлось другой мотив для Тони сочинять. А так она уверена, что, даже если он и не притворяется невменяемым, значит, спятил реактивно. После чего? А после убийства. Умышленного, неумышленного — неважно.

— Вот ведь дерьмо! — Питер стукнул себя кулаком по колену. — Я все-таки надеялся, что про них с Энни не всплывет. Да, ты права, похоже, мы хотели как лучше…

— А получилось как всегда, — буркнула Люси по-русски. И снова перешла на английский: — Ты все-таки думаешь, это Хлоя?

— Не знаю, Люс, — Питер поморщился так, словно откусил пол-лимона. — Я не могу понять, и меня это бесит. Зачем понадобилось лезть к Агнес? Что она еще хотела узнать? Что хотела сделать? Убить Энни, чтобы подставить Тони или меня — это слишком даже для психопатки.

— Успокойся, — Люси накрыла ладонью его барабанящие по столу пальцы. — Ты не можешь нормально думать, когда злишься. Пока еще ничего страшного не случилось. Успокойся — и мы подумаем вместе.

[1] Уиджа (англ. Ouija board) — доска для спиритических сеансов с нанесенными на нее буквами алфавита, цифрами от 0 до 9, словами «да» и «нет» и со специальной планшеткой-указателем.

После скудного завтрака из хлеба с водой Мартин отправился в комнату, которую ему отвели под мастерскую. Ее окна выходили на восток, поэтому светло там было только до обеда. В ожидании Маргарет он подправлял уже написанное, и это было волшебное ощущение. Я не рисовала очень давно, а красками — тем более. Его точные аккуратные движения вызывали у меня настоящий восторг, как будто были моими собственными. Да они и были моими. Это я сейчас вместе с ним писала портрет Маргарет — тот самый портрет, для которого вместе с ней позировала только позавчера.

Она задерживалась, и Мартин все чаще посматривал на дверь. Я знала, в чем дело, и мысленно хихикнула, когда вошла Элис и сказала, что миледи нездорова и не сможет прийти. Мартин тяжело вздохнул и продолжил работу.

Писал он быстро, портрет был уже почти готов, и на днях предстояло начать следующий — Хьюго. Я подумала, что Мартин действительно мог стать если не великим, то, по крайней мере, известным художником, сложись его жизнь иначе. Мне захотелось узнать о нем больше. Тони обещал рассказать о его жизни до встречи с Маргарет, что-то я уже знала и еще узнаю сама, но что с ним случится, то есть уже случилось после Скайхилла — это навсегда останется тайной.

Ушедшее из комнаты солнце заставило его остановиться. Тщательно убрав рабочее место — в этом он был по-немецки педантичен, Мартин сел в кресло и закрыл глаза. Это было очень кстати: после вчерашних посиделок в парке я чувствовала себя так, словно провела целый день в спортивном зале. Болела каждая мышца, каждый сустав, но телу Мартина это было до лампочки — оно двигалось как обычно: резко и стремительно. Почти всю ночь он не спал. Вертелся с боку на бок, вставал, пил воду из кувшина. Возможно, когда-то в реальности он думал о Маргарет. А может, об иголке и о Роберте Стоуне. Это я знала, что в Скайхилле с ним ничего особенно плохого не произойдет, но не он.

Подремав немного, Мартин пообедал в людской и вышел в парк, где устроился на траве под деревом. Я дала ему как следует выспаться, заодно отдохнула и сама. Когда он проснулся, тело ныло уже не так сильно, и я потащила его к Маргарет. Помимо всего прочего, это была моя маленькая месть Тони. Конечно, он тоже не особо привлекал меня в женском обличье, но я хотя бы не высказывалась так резко.

Маргарет сидела на скамье с раздраженно-страдающим видом и вышивала. Элис на полу разбирала мотки ниток и раскладывала по цветам. На сундуке лежала стопка чистых простыней, рубашек и всяких тряпок. Рядом валялся мешок для грязного белья.

— Я думал, ты вообще не придешь, — брюзгливым тоном сказал Тони.

— Мне хотелось порисовать, — злорадно ответила я. — Мы с Мартином заканчивали ваш с Маргарет портрет. А еще — дать тебе возможность прочувствовать ситуацию.

— Просто отвратительно! Ужасно быть бабой! Могла бы предупредить, что ли!

— Да ладно! — фыркнула я. — Сейчас-то тебе что? Маргарет сама с этим управляется. А вот когда ты будешь настоящим хозяином этого тела…

Тони посмотрел так, словно готов был откусить мне голову.

— Впрочем, от этого дела есть хорошее средство, — не могла остановиться я.

— Какое? — с надеждой спросил Тони.

— Беременность, роды и грудное вскармливание.

— Заткнись! — рявкнул он.

— Какой ты милый, — улыбнулась я. — И я тебя тоже люблю.

— Извини. Просто меня все это… бесит.

— Не расстраивайся. Женщин это тоже бесит. Только они приспосабливаются, куда ж деваться. И ты привыкнешь. Первый раз — это стресс, да. Любая девочка подтвердит.

— Ты прекратишь или нет? — окончательно разозлился Тони. — Посмотрю я на тебя, как ты будешь сама бриться каждый день.