Прибывающие отряды гарнизонных солдат и большевиков планомерно разбивались на три группы. Первой группе надлежало ранним утром оцепить Зимний дворец; в нее входили солдаты Павловского и Кексгольмского полков, две сотни из Преображенского полка, 800 красногвардейцев с Петроградской стороны с санитарным отрядом, два орудия и два броневика. Вторая группа охраняла Смольный и подступы к нему, третья — въезды в Петроград. Специальному отряду матросов поручили окружить Мариинский дворец и разогнать заседавший там Предпарламент. Это произошло в 12 часов дня; выборные представители русского народа при виде готового к бою броневика никакого физического сопротивления не оказали. Когда цепи повстанцев сталкивались с караулами штаба округа, первым зачастую хватало угрозы разоружить вторых, чтобы те оставили позиции. Безобидные лица молоденьких красногвардейцев[3232] не провоцировали юнкеров петроградских военных училищ на отпор. Вообще трудно было разобраться, откуда и чьи подходят войска. Отряды Военно-революционного комитета не отличались внешне от регулярных войск правительства, к тому же большевистские силы подкупали порядком и аккуратностью[3233]. При всеобщей неразберихе с распределением полномочий во многих случаях новоприбывшему отряду тут же передавали охраняемый объект, стоило ему сослаться на приказ Совета. Ряд наблюдателей (Ане, Суханов и др.) единодушно с изумлением отметили подобные факты «мирной смены караула»[3234].

В такой обстановке 25 октября в 4 часа утра правительство под председательством Керенского собралось в примыкающем к Зимнему дворцу здании штаба Петроградского военного округа на совещание, касавшееся мобилизации лояльных войск. Поскольку значительная часть гарнизона объявила о нейтралитете, число верных правительству Керенского войск сократилось до нескольких тысяч человек. Верность казаков, традиционно использовавшихся при подавлении бунтов и уличных выступлений, Керенский практически утратил, разгромив мнимый мятеж казака Корнилова; вызванные им конные 1-й, 4-й и 14-й Донские казачьи полки отказались прийти, напомнив о предательстве им Корнилова и даром пролитой казачьей крови. Явились лишь две пешие казачьи роты. Со стороны юнкеров многие были «действительно готовы к борьбе и подавлению выступления большевиков, но и только» — защищать Керенского и его правительство никто не хотел[3235]. В результате и у них большинство объявило о нейтралитете.

На этом последнем, решающем заседании Временного правительства Керенский якобы получил информацию (недостоверную), что весь петроградский гарнизон перешел на сторону восставших[3236]. В столь трудный час самоназначенный Верховный главнокомандующий мог выставить для защиты своего правительства ничтожно малое количество вооруженных сил: 2–3 отряда (до 1 тыс. чел.[3237]) учащихся петроградских военных училищ, т. н. ударный отряд из 150 недавно обученных добровольцев-женщин, две сотни пеших казаков и 4 орудия Михайловского артиллерийского училища; в течение дня к ним присоединились еще 40 добровольцев — георгиевских кавалеров под предводительством раненого капитана. Эти силы были распределены между Зимним дворцом и соседним штабом.

Ок. 35 тыс. офицеров, находившихся в то время в Петрограде и в подавляющем большинстве готовых участвовать в подавлении восстания, оставались в казармах по распоряжению самого правительства от 23–24 октября, запретившему им покидать свои части. Керенский даже в такой ситуации не отменил это роковое распоряжение. Результаты серьезных управленческих промахов последних дней теперь побудили его «бросить» правительство (у членов правительства сложилось преимущественно такое впечатление) на том основании, что нужно привести верные войска с фронта. Своим заместителем он назначил врача-кадета Н. М. Кишкина, а его помощниками — П. И. Пальчинского, председателя Совета обороны со времен разгрома т. н. корниловщины, и П. М. Рутенберга, вернувшегося летом из эмиграции и служившего Керенскому военным советником[3238].

Захватив почту и телеграф[3239], нападающие обеспечили себе решающее преимущество: поставив по вооруженному красногвардейцу за спиной каждой телефонистки, они властвовали надо всеми внутренними коммуникациями обороняющихся, могли блокировать их приказы или под видом их исполнения посылать в соответствующие места собственные силы. В результате неразбериха последних дней превратилась в полный хаос. Первым в этих условиях попал в их руки штаб. По рассказу П. Н. Малянтовича, чтобы взять здание штаба без боя, хватило 50 большевистских бойцов. Они просто «вошли и сели, а те, кто там сидели, встали и ушли — штаб был занят»[3240]. При прочесывании отдельных кабинетов последовали первые аресты высших чинов. 1-го квартирмейстера генерала Н. М. Параделова с несколькими сотрудниками привели к предводителю отряда. Как рассказывал позже Параделов[3241], тот допрашивал его «на чисто немецком языке», из чего можно сделать вывод, что речь шла не о русском или остзейском немце, а о рейхсдойче (немце с территории Германской империи). Правда, советские источники называют командиром этого отряда сотрудника, а впоследствии заместителя Троцкого Э. М. Склянского. Но это не исключает вероятности привлечения к занятию столь важного объекта оперативного руководителя из группы офицеров ленинского «немецкого командования» или из рядов немецких военнопленных.