у меня в отдельной комнате, общаясь со мной и редкими гостями, чем три недели просидеть в одиночестве в вашей опустевшей квартире. Тут и человек свихнуться может, думаешь, котам сходить с ума несвойственно?

Я вздохнула.

— Хорошо, я отдам тебе… вам Фиму.

Лев кивнул, ничуть не удивившись.

— Отлично.

И мама, и близнецы, узнав о моём решении, сияли, как натёртые маслом сковородки, только мама ещё и улыбалась коварно. Прям Малефисента, заколдовавшая Спящую красавицу.

Но всё коварство родительницы в полной мере проявилось только на следующей день, когда мне, пришедшей после работы домой, был всучен прямо у порога большой и ароматный пирог с капустой.

— Вот! — возвестила мама, гордо подбоченившись. — Отнеси-ка Лёве. Он любит, я спрашивала.

От такой наглости я на мгновение потеряла дар речи и способность здраво мыслить.

— А-а-а…

— Бэ-э, — передразнила меня мама. — Поблагодарить надо хорошего человека. Он за содержание Фимы и денег не взял, и от корма отказался — сам, говорит, куплю. Тебе жалко для него пирог?

Вот же… сводница!

— Пирог мне не жалко. Но ты же не ради этого меня ко Льву отправляешь.

— Приворотное зелье я в начинку не подливала, — фыркнула эта нахалка. — Не придумывай.

Я ещё и придумываю. Прекрасно!

— Мам, отнеси сама.

— От меня он не настолько будет рад получить этот пирог, — возразила родительница и силой повернула меня лицом к входной двери. — Всё. Иди! Благословляю.

Я вздохнула, испытывая острое желание заорать. Конечно, Льва надо отблагодарить, и не только за это, он нам много всего хорошего сделал. Но…

— Давай я лучше Фреда с Джорджем отправлю.

— Алёна! — огрызнулась мама, но тут же смягчила голос: — Иди-иди, Лёве будет приятно. Не веди себя, как упрямый подросток.

Да уж, точно, я — подросток. Подросток, подверженный гормональным взрывам…

Лев открыл дверь под радостный лай Рема, который чуть не сбил меня с ног, встав на задние лапы и попытавшись понюхать мамин кулинарный шедевр.

— Рем, нет, — сказал Лев кратко, и пёс тут же послушался, плюхнувшись на попу и виляя хвостом, как бешеный.

В этот раз мне опять не повезло — сосед был полностью одет, и выглядел так, словно собирается куда-то идти в ближайшее время.

— Я не помешаю? — спросила я, опуская голову и изучая крепкие ноги в светлых брюках. Да, скорее всего, мой вывод верен и я застала Льва на пороге — он был не в тапочках, а в уличных сандалиях.

— Нет, конечно. Заходите, — сказал мужчина, отходя в сторону, и улыбнулся, когда я шагнула в прихожую. — И что же вы мне такое вкусное принесли?

— Пирог с капустой.

— Я так и думал, — он хмыкнул, продолжая улыбаться, но смотрел при этом не на пирог, а на меня. — Ксения Михайловна интересовалась утром, с чем я предпочитаю. Она сама пекла или вы?

— Пекла мама, но она печёт не хуже. — Я протянула соседу тарелку с пирогом. — Спасибо вам большое за помощь, с Фимой в том числе. Я пойду, а то вы, как я вижу, куда-то собирались идти…

— Прогуляться с Ремом хотел, — ответил Лев, принимая подарок, и сразу примостил тарелку на высокий шкаф-обувницу, стоявший рядом с ним. — Пойдёте с нами, Алёна?

Это ужасно, но мне вдруг захотелось пойти. И желательно, без близнецов…

— Нет, спасибо. Я только с работы, мне надо к детям.

— И чаю со мной не попьёте. — Он не спрашивал, а утверждал, улыбаясь, и я в очередной раз ощутила себя неблагодарной идиоткой.

— Вы же собирались идти гулять?

— Можем задержаться на двадцать минут. — Сосед пожал плечами. — Но это не обязательно, Алёна.

Да, разумеется. Но мне хотелось остаться. И даже не потому что я была благодарна Льву за помощь, а просто…

Рядом с ним я чувствовала себя живой. И живой не ради близнецов, а… сама по себе.

Эта мысль словно ударила меня, и так захотелось продлить это ощущение… нормальности. Как будто бы я — обычная живая женщина, а не ходячий труп, не мама-робот с кучей функций формата подай-принеси-вытри-приготовь.

— Давайте и правда попьем чаю, — вздохнула я, сдаваясь. — Честно говоря, мне самой хочется кусочек пирога съесть. У мамы тесто получается лучше, чем у меня.

— Отлично, — Лев довольно кивнул. — Сейчас и продегустируем.

Наверное, я просто очень устала. От всего сразу — от выходок близнецов, особенно от истории с люлькой, от школьных проблем, от сводничества мамы, от подавления собственных желаний… Надоело. В конце концов, если я просто посижу со Львом полчасика, попью чай и съем кусок пирога, ничего же в целом не изменится. Это меня ни к чему не обязывает.

Я хотела расслабиться. Поэтому постаралась ни о чём не думать, пока Лев ставил чайник, доставал кружки и резал пирог. И потом тоже старалась не рассуждать.

— Знаете, мне сложно судить, — сказал он полушутливо-полусерьёзно, съев половину куска. — В прошлый раз было песочное тесто, сейчас дрожжевое. Всё вкусно. Но если испечёте мне когда-нибудь свой пирог с капустой, я сравню с пирогом вашей мамы.

— Испеку, — фыркнула я, перенимая шутливый тон. — Если за три недели с Фимой ничего не случится, я вам даже торт могу испечь.

— Торт не надо, я не любитель. Если только медовик.

Я оживилась.

— Так это же у меня коронное блюдо!

— Да? — засмеялся Лев. — Значит, Фиму надо холить и лелеять. Учту.

Разговаривать с соседом было легко и приятно, как и прежде. Мы обсуждали в основном нашу общую работу, с которой Льву ещё предстояло познакомиться, я рассказывала о характерах коллег, особенно об Ольге Петровне — с ней ему предстоит общаться особенно много, она не оставит в покое второго учителя математики. Галю Новицкую «Олег Петрович» тоже доставала до печёнок, если не сказать глубже.

— Переживём, — Лев беспечно махнул рукой. — На моём прежнем месте работы тоже были такие кадры. У вас хотя бы завуч без психических отклонений, если я правильно понял.

— Да, Шустрова адекват, — подтвердила я.

— Это главное.

Мы просидели на кухне чуть дольше, чем я планировала — около сорока минут, — и Лев за это время слопал три больших куска пирога, не оставив от него почти ничего. Мне стало любопытно, готовит ли он себе или покупает еду, но я постеснялась спрашивать.

И ушла я от соседа в хорошем, светлом настроении, почти счастливая оттого, что мне удалось расслабиться и просто общаться, не думая ни о каких проблемах.

Когда я вернулась домой, вид у мамы был настолько торжественный, словно мне шестнадцать лет и я вернулась с первого свидания. Хотя я её понимала — всё же