— Нет, вы уж, пожалуйста, ничего не надейтесь, — уклончивоотвечал бесчувственный неприятель господина Голядкина, стоя одною ногою наодной ступеньке дрожек, а другою изо всех сил порываясь попасть на другуюсторону экипажа, тщетно махая ею по воздуху, стараясь сохранить экилибр ивместе с тем стараясь всеми силами отцепить шинель свою от господинаГолядкина-старшего, за которую тот, с своей стороны, уцепился всеми данными емуприродою средствами.

— Яков Петрович! только десять минут…

— Извините, мне некогда-с.

— Согласитесь сами, Яков Петрович… пожалуйста, ЯковПетрович… ради бога, Яков Петрович… так и так — объясниться… на смелую ногу…Секундочку, Яков Петрович!..

— Голубчик мой, некогда, — отвечал с неучтивоюфамильярностью, но под видом душевной доброты, ложно благородный неприятельгосподина Голядкина, — в другое время, поверьте, от полноты души и от чистогосердца; но теперь — вот, право ж, нельзя.

«Подлец!» — подумал герой наш.

— Яков Петрович! — закричал он тоскливо, — я вашим врагомникогда не бывал. Злые же люди несправедливо меня описали… С своей стороны яготов… Яков Петрович, угодно, мы с вами, Яков Петрович, вот тотчас зайдем?.. Итам от чистого сердца, как справедливо сказали вы тотчас, и языком прямым,благородным… вот в эту кофейную: тогда все само собой объяснится, — вот как,Яков Петрович! Тогда непременно все само собой объяснится…

— В кофейную? хорошо-с. Я не прочь, зайдем в кофейную, содним только условием, радость моя, с единым условием, — что там все само собойобъяснится. Дескать, так и так, душка, — проговорил господин Голядкин-младший,слезая с дрожек и бесстыдно потрепав героя нашего по плечу, — дружище тыэтакой; для тебя, Яков Петрович, я готов переулочком (как справедливо в о'новремя вы, Яков Петрович, заметить изволили). Ведь вот плут, право, что захочет,то и делает с человеком! — продолжал ложный друг господина Голядкина, с легкойулыбочкой вертясь и увиваясь около него.

Отдаленная от больших улиц кофейная, куда вошли обагосподина Голядкина, была в эту минуту совершенно пуста. Довольно толстая немкапоявилась у прилавка, едва только заслышался звон колокольчика. ГосподинГолядкин и недостойный неприятель его прошли во вторую комнату, где одутловатыйи остриженный под гребенку мальчишка возился с вязанкою щепок около печки,силясь возобновить в ней погасавший огонь. По требованию господинаГолядкина-младшего подан был шоколад.

— А пресдобная бабенка, — проговорил господинГолядкин-младший, плутовски мигнув господину Голядкину-старшему.

Герой наш покраснел и смолчал.

— А, да, позабыл, извините. Знаю ваш вкус. Мы, сударь,лакомы до тоненьких немочек; мы, дескать, душа ты правдивая, Яков Петрович,лакомы с тобою до тоненьких, хотя, впрочем, и не лишенных еще приятностинемочек; квартиры у них нанимаем, их нравственность соблазняем, за бир-суп, дамильх-суп наше сердце им посвящаем да разные подписки даем, — вот что мыделаем, Фоблаз ты такой, предатель ты этакой!

Все это проговорил господин Голядкин-младший, делая, такимобразом, совершенно бесполезный, хотя, впрочем, и злодейски хитрый намек наизвестную особу женского пола, увиваясь около господина Голядкина, улыбаясь емупод видом любезности, ложно показывая, таким образом, радушие к нему и радостьпри встрече с ним. Замечая же, что господин Голядкин-старший вовсе не так глупи вовсе не до того лишен образованности и манер хорошего тона, чтоб сразуповерить ему, неблагородный человек решился переменить свою тактику и повестидела на открытую ногу. Тут же, проговорив свою гнусность, фальшивый господинГолядкин заключил тем, что с возмущающим душу бесстыдством и фамильярностьюпотрепал солидного господина Голядкина по плечу и, не удовольствовавшись этим,пустился заигрывать с ним совершенно неприличным в обществе хорошего тонаобразом, именно вознамерился повторить свою прежнюю гнусность, то есть,несмотря на сопротивление и легкие крики возмущенного господинаГолядкина-старшего, ущипнуть его за щеку. При виде такого разврата герой нашвскипел и смолчал… до времени, впрочем.

— Это речь врагов моих, — ответил он наконец, благоразумносдерживая себя, трепещущим голосом. В то же самое время герой наш сбеспокойством оглянулся на дверь. Дело в том, что господин Голядкин-младшийбыл, по-видимому, в превосходном расположении духа и в готовности пуститься наразные шуточки, непозволительные в общественном месте и, вообще говоря, недопускаемые законами света, и преимущественно в обществе высокого тона.

— А, ну, в таком случае, как хотите, — серьезно возразилгосподин Голядкин-младший на мысль господина Голядкина-старшего, поставив своюопустелую чашку, выпитую им с неприличною жадностью, на стол. — Ну-с, мне свами долго нечего, впрочем… Ну-с, каково-то вы теперь поживаете, Яков Петрович?

— Одно только могу сказать я вам, Яков Петрович, —хладнокровно и с достоинством отвечал наш герой, — врагом вашим я никогда небывал.

— Гм… ну, а Петрушка? как бишь! Петрушка ведь, кажется? —ну, да! Что, каков? хорошо? по-прежнему?

— И он тоже по-прежнему, Яков Петрович, — отвечал немногоизумленный господин Голядкин-старший. — Я не знаю, Яков Петрович… с моейстороны… с благородной, с откровенной стороны, Яков Петрович, согласитесь сами,Яков Петрович…

— Да-с. Но вы сами знаете, Яков Петрович, — отвечал тихим ивыразительным голосом господин Голядкин-младший, фальшиво изображая собою,таким образом, грустного, полного раскаяния и сожаления достойного человека,

— сами вы знаете, время наше тяжелое… Я на вас пошлюсь, ЯковПетрович; человек вы умный и справедливо рассудите, — включил господинГолядкин-младший, подло льстя господину Голядкину-старшему. — Жизнь не игрушка,сами вы знаете, Яков Петрович, — многозначительно заключил господинГолядкин-младший, прикидываясь, таким образом, умным и ученым человеком,который может рассуждать о высоких предметах.

— С своей стороны, Яков Петрович, — с одушевлением отвечалнаш герой, — с своей стороны, презирая окольным путем и говоря смело иоткровенно, говоря языком прямым, благородным и поставив все дело наблагородную доску, скажу вам, могу открыто и благородно утверждать, ЯковПетрович, что я чист совершенно и что, сами вы знаете, Яков Петрович, обоюдноезаблуждение, — все может быть, — суд света, мнение раболепной толпы… Я говорюоткровенно, Яков Петрович, все может быть. Еще скажу, Яков Петрович, если таксудить, если с благородной и высокой точки зрения на дело смотреть, то смелоскажу, без ложного стыда скажу, Яков Петрович, мне даже приятно будет открыть,что я заблуждался, мне даже приятно будет сознаться в том. Сами вы знаете, вычеловек умный, а сверх того, благородный. Без стыда, без ложного стыда готов вэтом сознаться… — с достоинством и благородством заключил наш герой.

— Рок, судьба! Яков Петрович… но оставим все это, — совздохом проговорил господин Голядкин-младший. — Употребим лучше краткие минутынашей встречи на более полезный и приятный разговор, как следует между двумясослуживцами… Право, мне как-то не удавалось с вами двух слов сказать во всеэто время… В этом я не виноват, Яков Петрович…