– Если так, то человек здесь жил совсем недавно. Иначе, её давно бы смыло.

– Возможно, – задумчиво кивает Рэйчел.

Мы пробираемся сквозь густые заросли кустарника. Обе, не сговариваясь, стараемся быть как можно более бесшумными, будто за нами мог бы кто-нибудь наблюдать.

– Будь это опасно, он бы тебя не отпустил… – шёпотом заявляет Рэйчел.

– А тебя? – тоже шёпотом уточняю я.

– На меня ему плевать.

– Ему ни на кого не плевать! – уже громким шёпотом спорю я.

– Ага! Видишь! Вот ты и сама это признала!

– Что?

– Корни его авторитета!

– Пффф…

Не то что бы я с этим не согласна, согласна, конечно, но вот что мне категорически не нравится, так это слепое поклонение – размышляю и вижу прямо перед собой строение.

Это деревянный сруб, основательный, большой. Дерево потемнело от времени, но не выглядит слишком ветхим. Единственное, что у этого дома выглядит странным – его крыша. Она определённо была, судя по торчащим балкам и остаткам черепицы, прибитой гвоздями по углам конструкции, но её словно сдуло ветром.

– Ни фига себе… – говорит Рэйчел.

– Если это землянка, то я муравей. Вождю нужно работать со своим лексиконом.

– Ему память отшибло, как и всем остальным, не забывай. Ах, ну да… ты же и в этом сомневаешься.

– Уже нет.

– Что нет?

– Не сомневаюсь.

– В чём именно? В том, что и ему тоже память стёрли, или вообще в нём не сомневаешься?

– В нём. Здесь есть окна. Два больших. Если их вынуть, как минимум два сруба будут с окнами.

– Он запретил нам входить в землянку. Помнишь?

– Угу. Но это не землянка.

Рэйчел многозначительно поднимает брови и улыбается до ушей. Так я и знала! Наш человек.

Мы обходим строение и с обратной стороны обнаруживаем не только дверь, но и небольшую поляну. На ней нет огорода. Здесь ничего не посажено. Кое-где валяются крупные осколки черепицы.

– Если тут и были съедобные растения, то теперь их нет, – констатирует очевидное Рэйчел.

– А где яблоня?

– Хороший вопрос.

– Огороду, если он был, здесь недостаточно света.

– Согласна.

– Лес вокруг этого домика очень густой. Здесь ничего бы не росло. Я бы посадила растения на возвышенности, где деревьев меньше и больше света. Но что важно, поблизости должна быть вода. А мы видели ручей?

– Нет.

– Значит, нужно идти отсюда вверх и в право.

– Да, – соглашается Рэйчел. – Скорее всего, ручей стекает в океан с той стороны скалы, где нет пляжа.

Пока мы идём в заданном направлении, разломанная черепица ещё не раз встречается на нашем пути. Один из прямоугольников уцелел полностью, и я останавливаюсь, чтобы забрать его с собой.

– Зачем? – спрашивает Рэйчел.

– Чтобы скопировать форму и рельеф. Видишь вот эти ушки? Это, наверное, чтобы цеплять их друг за дружку.

– Да. Похоже на то. Но не тащить же с собой такую тяжесть? Просто запомни, как она выглядит.

– Я больше не доверяю своей памяти.

Огород оказывается огромным. И очень запущенным. От огорчения и у меня, и у Рэйчел пропадает дар речи.

Самое ценное здесь – это сад, который сорнякам забить тяжелее всего. Однако среди зарослей трав и проросших семян деревьев, местами превратившихся в дремучие заросли тоненьких стеблей, всё-таки можно отыскать уцелевшие овощи.

Я долго смотрю на зелёный стручок, пока память, наконец, не выдаёт ответ:

– Горох…

На длинных ветках полно стручков, хоть они и переплелись с дикой травой и тонкими ветками кустарника. Здесь есть и другие стручки – длинные, жёлтые, эти уже полностью высохли – возможно, поэтому мне никак не вспомнить их названия.

– Рэйчел, смотри!

Я протягиваю ей самый настоящий, целый и спелый томат. Этот куст не единственный уцелел, но на нём одном есть полноценные плоды. Остальным из-за сорняков было слишком мало света и места – они хоть и не умерли, но плодов нет.

– Ешь! – предлагаю ей со смехом. – Тут ещё тьма зелёных и переспелых засохших – из них и наберём семян.

У меня у самой полон рот слюны – очень хочется откусить красный бочок. Но Рэйчел так бережно держит томат обеими ладонями и смотрит на него, как загипнотизированная, что у меня просто… ну, рот не откроется.

– Мы разделим, – говорит и подмигивает.

В этом её подмигнувшем глазу блеснуло нечто, похожее на слёзы.

Я стою ошарашенная. Мне тоже тяжело без овощей, но не до такой степени. И тут я впервые задумываюсь о том, что каждый из нас переживает эту ссылку по-своему, у каждого свои проблемы и свои уязвимые места.

Нам удаётся найти много растений, плоды которых съедобны. Вначале мы бросаемся собирать всё, что видим, но потом очень скоро понимаем, что за день, проведённый в пути, устали.

– Давай заночуем в землянке? – предлагаю.

Рэйчел закатывает глаза. Да, Альфа строго на строго приказал не соваться внутрь, мол строение старое, может обвалиться и всё такое. Но этот домик не выглядит таким уж гнилым.

Пока я тихонько тяну входную дверь на себя, Рэйчел стоит рядом с дубиной наперевес – подготовила её заранее, пока мы брели в полутьме обратно. Я тоже вооружена на всякий случай, но никаких признаков жизни внутри строения нет. Только мы входим, в нос тут же ударяет запах сырости, пыли и гниения.

– Фу, ну и вонища тут! – кривится Рэйчел.

Я ступаю осторожно – пол землянки действительно непрочный, доски под моими ногами не только скрипят, а местами ходят ходуном. Судя по звуку, под ними пустота – что-то вроде подпола. Скорее всего, Альфа тут и подсмотрел идею своего сруба. На стенах навешены деревянные полки, но все они пустые. Банки, тряпки и мешочки из прохудившейся, прогнившей ткани, валяются на полу.

– Что это за писк? – шепчет Рэйчел.

Глаза у неё, как мои горшки для воды. У меня, наверное, такие же.

– Мышки, – говорю.

Насилу вспомнила, как их назвать. Но мышки оказываются такими огромными и так нагло мимо нас шастают к двери, что даже наступают нам на ноги.

– Крысы! – рычит на меня Рэйчел.

Уже в этот момент мне ясно, что в землянке мы ночевать не будем.

Из вредности говорю ей:

– Крысы – не медведи!

Но чем больше мой маленький фонарик шарит по стенам и углам, тем меньше мне самой хочется тут ночевать – кругом паутина и её чёрные, разной крупности жители.