Божества. Наконец, достигнуть такого состояния в этом мире он может единственно только экстазом, восхищением, которое известно у дервишей под особым названием хал, т. е. состояние281». Вот что говорит по этому поводу г. Шмёльдерс: «М. де Саси, пытаясь объяснить это слово (хал), думает. что они (дервиши) употребили его или для обозначения им состояния по преимуществу, или… хотели сказать, что это есть положение, способ бытия, кратковременный случай, а не продолжительное и постоянное состояние. Последнее объяснение более близко к истине. Это есть посредствующее между бытием и небытием, между абсолютным отрицанием и реальностью. Придавая такое значение экстазу, суфии, кажется, хотели выразить, что экстаз есть посредствующее состояние между бытием и небытием, что человек в экстазе существует, хотя он и не имеет сознания своего бытия, хотя он и не истинно существует»282. Таким образом, последнюю цель дервиша здесь, в этом мире, можно определить следующим образом: ее составляют хал, абсолютное погружение в Божество и постижение сущности как Божества, так и всего существующего во вселенной.

Как же можно достигнуть этой цели? Способа для достижения последней никто не может указать дервишу, кроме последователя суфизма, или тариката, и то тогда, когда суфий сам достигнет высших степеней спиритуалистической жизни. Только после этого он откроет пред дервишем тот путь, каким должен идти всякий, стремящийся к своей последней цели.

Переходя в область частной жизни отдельной личности, суфизм и в истории ее развития различает также четыре момента, как и в саморазвитии божественного духа и в истории всего человечества. Эти моменты или степени дервиши называют рава, что значит «удаление от мира, оставление всех удовольствий жизни и удовлетворение одним только Богом»283.

Первая степень в жизни отдельной личности называется у дервишей насут (человечность); она соответствует шариату в истории общечеловеческого развития. Ее непременно должен пройти всякий последователь тариката. Человек, стоящий на этой степени, должен жить в повиновении священному закону, должен строго соблюдать все обряды, обычаи и правила установленной религии. Человеку, стоящему на этой степени, по взгляду дервишей, исполнение закона и требований принятой религии полезно в деле регулирования своей жизни и держания себя в надлежащих пределах, так как душа такого человека еще не может достигнуть высот божественного созерцания, и он может обмануться и развратиться той совершенной свободой веры, которая между тем просвещает и услаждает людей с высшим разумением или с более пламенным благочестием.

Достигнув второй ступени, которая у дервишей известна под именем джабарут (могущество, сила), дервиш получает «духовную силу» и считается уже вступившим в ограду суфизма. Эта степень соответствует тарикату в общечеловеческом развитии; хотя она может быть приобретена путем великого благочестия, добродетели и усиленных физических и духовных подвигов, но достигший этого момента может оставить соблюдение всех религиозных форм и обрядов, потому что он переменил «чувственное богопочитание на духовное, потому что он теперь убежден, что всякий, действительно стремящийся к истине, каков он, есть человек добра. Теперь он раздает милостыню не потому, что шариат повелевает ему это, но потому, что он страдает, видя бедствия себе подобных; он соблюдает омовения не потому, что Коран предписывает их, а потому, что чистота становится для него естественной необходимостью и он убежден, что чистая душа не живет никогда в загрязненном теле»284. Все простые дервиши (мюриды) признаются стоящими на этой степени тариката.

Достаточно укрепившись на второй степени, дервиш переходит затем на третью – мэлэкут («духовность», «духовное, знание»). Мэлэкут, как нетрудно уже догадаться, соответствует магрифат в истории развития всего человечества. Человек, стоящий на этой ступени, считается достигшим «духовного звания», или «вдохновенным», и в области «духовного ведения» он признается равным ангелам. Жизнь его должна состоять теперь из упражнений в приобретенном знании. Эта степень труднодостижима, и ее не многие удостаиваются.

Еще меньшее число избранников может достигнуть четвертой и последней степени – лагут («Божество»), которая соответствует хакитам. Как ни мало таких людей, но все-таки и они бывают; к ним прежде всего принадлежат все основатели дервишских орденов, затем муршиды. Люди этой степени признаются совершенно соединившимися с Божеством. С глаз и души этих людей сорвано теперь (материальное) покрывало, и пред ними лицом к лицу предстоит сущность не только всех вещей в природе, но и самого Бога. Теперь они по опыту видят и знают, в чем сущность Божества, что Оно есть все, что сами они – Бог, что, наконец, им должно воздавать божескую честь. Теперь слово их становится божественным словом, их повеления – повелениями божиими. Теперь они могут требовать, чтобы во всем, что бы дервиш ни делал, что бы ни думал, он имел в своем духе шейха285. Известный нам Ага Мухаммед Али, возмущавшийся до глубины души богохульством суфиев, рассказывает между прочим: «Один знаменитый суфий, шейх Розабахар Тэрси, учитель секты вахдетти, говорил, что однажды, когда он был в упоении, увидел Бога, который был в человеческом образе, в одежде, с причесанными волосами и в шапке, надетой набок. “Я ударил его по плечу, – говорит этот суфий, и воскликнул: – Истиною Твоего единства я узнал Тебя, и если Ты примешь сто видов, то не скроешься от моего наблюдения”»286. Этот суфий признается дервишами достигшим четвертой степени, лагут. Известный основатель ордена мевлеви, который всеми дервишами считается одним из величайших учителей спиритуалистической жизни, говорил своему духовному наставнику: «О, мой учитель! Ты довершил мое учение, научив меня, что Ты – бог и что все есть бог»287. Относительно Мансура Аль-Халладжа, одного из знаменитейших суфийских учителей, который, по верованию дервишей, также достиг последней степени «спиритуалистической жизни», Малкольм замечает: «Много басен изобретено насчет неблагоразумия этого мудрого учителя. В одной из них рассказывается: Мансур Аль-Халладж замечал, что его сестра каждый вечер выходит куда-то; он пошел за нею и, увидевши, что она вступает в общение с гуриями и получает от этих небесных нимф кубок нектара, стал требовать, чтобы она позволила ему выпить одну или две капли, которые остались от этого небесного напитка. Сестра сказала, что он не уцелеет от этого, что напиток причинит ему смерть. Тот продолжал настаивать на своем, и с того момента, как он выпил его, восклицал “Ана аль-хакк”, – что значит “Я – истина”, пока не умер»288. Наконец, про Баязеда Бестами, основателя ордена его имени, который также признается достигшим степени лагут, Убисини говорит: «Он отождествил себя с Богом, когда в присутствии своих учеников восклицал, намекая на свое собственное лицо: “Слава мне! Я – выше всех вещей”, – формулу, которая на языке восточных прилагается исключительно к Богу»289. Есть много и других примеров подобного