как второклассник, стесняющийся перед друзьями, что в школу его провожает бабушка.

– Это родственники Юлии Измайловны, – успокаивала её Валя.

– Эдик привык к домашней пище! У него больной желудок! – кудахтала Маргарита. – Он без меня никогда не ездил!

– Эдик взрослый и совершенно здоровый мужчина, – возражала Валя.

И умалчивала, что на прогулках с Викой Эдик вёдрами хлещет самое дешёвое пиво, заедая килограммами самых поганых чипсов. А чтоб мать не учуяла, зажёвывает это пахучей жвачкой. В ходе сцены Эдик схватил сумку с вещами и хлопнул дверью, а Валя с Викой ринулись его догонять.

Приехали на троллейбусе домой, где мать сперва громко ахала вокруг Эдика, что он такой толстый и надо ему срочно в армию, не то мужиком не станет. И сразу после этого стала его усиленно кормить. Эдик с интересом осмотрел их жильё, спросил, где Викина комната. И глубоко задумался, получив на это её исчерпывающий ненормативный ответ.

Деньги на поездку, конечно, дала Валя. Маргарита при обилии всхлипов объявила, что некредитоспособна, а зарплату охранника Эдик уже потратил на пиво и чипсы. Мать тоже тарахтела, чтоб ели в дороге только приготовленные ею бутерброды, яйца и курицу, что ничего нельзя покупать у торговцев, особенно «пирожки из котят».

Эдик жутко нервничал, поскольку никогда не ездил без мамы, и преданно глядел на Вику, назначенную новой мамой. Проводив их на Ленинградский вокзал, Валя почувствовала себя одинокой и постаревшей, ведь Вика заражала её молодостью и беззаботностью. Было непривычно, что дома никто не будет шутить, хохотать, дразнить Шарика, ворчать на мать и разбрасывать вещи по всей комнате.

– Никто такую неряху замуж не возьмёт, – приговаривала мать, снимая Викину футболку с книжных полок, а трусы – с журнального столика. – Разве что этот боров! Жирный какой, хоть студень из него вари!

Валя и сама рисовала себе ужасы не хуже Маргаритиных. Представляла, как Вика с Эдиком ввязываются в конфликт прямо в поезде. Эдику бьют морду, к Вике пристают, среагировав на футболку в дурацких надписях. Как они приезжают утром в чужой город, теряют адрес, деньги. Но остановила себя, вспомнив, что на этом маршруте Вика прошла огни и воды по выживанию.

Днём следующего дня она затараторила Вале на сотовый:

– Тут тааааакие хаусы с прибамбасами! Центнер шею скрутил! Раньше безглазая в Питер ездила. Родня Юлии Измайловны чисто конкретно эксклюзив! Прикинь, коммуналка – двадцать комнат! Полы пидарасят по расписанию! В кухне бумажка, кто когда пидарасит! Коридор – на велике можно ездить! Нас Инна Васильевна завтра в Царское Село повезёт. Всё, пока! А то счёт придёт за межгород!

У Вали отлегло от сердца. Она набралась смелости, набрала телефон Горяева и объявила:

– Я совершенно свободна и требую встречи!

Он помолчал, покрутил в голове варианты:

– Вечером погуляем на природе, а то ничего не соображаю от работы.

Поехали куда-то гулять по слегка посыпанному осенней листвой лесу, целовались, аукались, дурачились как дети, сбежавшие с уроков.

– Видишь, длинная паутина золотится на солнце, это к ясной осени и нескорому снегу.

– А есть народные приметы на результаты выборов? Если обстреливают американское посольство в Москве, значит, наши проиграют?

Дошли до огороженных высоченным забором дачных домов разного калибра, но попали туда не через главный вход, куда периодически заезжали навороченные машины, а пробрались через калитку сзади.

Виктор подвёл её к небольшому домику, вынул ключи и отпер дверь.

– Твоя дача?

– Ведомственная. Жене тут нравилось, родственники в двух шагах. Наша дача по другому направлению. А здесь всего три спальни – честная бедность.

– Почему три? Четыре! – Валя посчитала двери.

– Гостиная не считается, – пояснил Горяев, хотя Валя не поняла, почему не считается. У неё в гостиной стоял и диван, и Викино кресло-кровать, и телевизор.

– Охрана меня видела…

– Охрана не захочет искать новую работу ради удовольствия испортить настроение моей жене. С прошлого лета тут не был. Вот спальня, это кабинет, там внучкина комната.

Домик был казённый, но за годы вещи притёрлись друг к другу, к хозяевам и неодобрительно смотрели на Валю.

– Мне тут не нравится, – пожаловалась Валя, когда он привлёк её к себе. – Словно я у тебя дома.

– Понимаю. Пошли в мой кабинет. Там только я, когда приезжаем.

– Сперва в душ, – сказала Валя и, возвращаясь из ванной обернутой в полотенце, заглянула в спальню.

Захотелось увидеть место, где он спит с женой. И это было ошибкой, потому что постель в спальне оказалась сбитой и скомканной. Видимо, горничная, заходя, проверяла только гостиную и кухню. Знала, что постояльцы не живут, а охрана не сообщала ей о визитах в спальню.

Валя зашла в кабинет, сдерживаясь, чтоб не разреветься. Зачем соврал, что не был здесь с прошлого лета? С кем тайно приезжал сюда? Над столом висел рисунок фломастером: огромное солнце, синее море, причудливые деревья и смешные человечки с надписью: «я, баба и деда в Таеланде».

Из включённого телевизора в Валино лицо строго всматривалась ведущая передачи «Тема» – общая любимица Лидия Иванова в огромной шляпе. Это означало, что сегодня вторник. Иванова импонировала Вале естественностью, но она спряталась от её глаз за плечо Виктора. И подумала: а в следующий раз я буду по телевизору, а он привезёт сюда другую, включит телевизор, и я буду всматриваться с экрана, как он её ласкает.

– Что с тобой? – спросил Горяев.

– Постель в спальне…

Виктор пошёл в спальню, вернулся помрачневшим, набрал номер на стационарном телефоне и включил громкую связь на всю комнату.

– Алло, – ответил приятный мужской голос.

– Сынок, есть проблема. Кто-то был в казённой даче, точнее, в спальне. И, как в сказке «Три медведя», помял её!

– Пап, я давно совершеннолетний, – возмутился мужской голос.

– Но если ты сделал это вчера – горничная уволена, – сообщил Горяев.

– Сегодня. Часа в два. А ты хочешь, чтоб я для этого снял квартиру?

– Я не о тебе, а о горничной, – настаивал Горяев.

– Пап, что за финты? С коррупцией борись, а не с горничными! – повысил голос сын. – А, кстати, ты там что делаешь?

– К Филиппову на дачу заехал на совещание. У меня и ключей с собой нет. Шёл мимо – шторы открыты, постель в лоскуты. Охрана небось на порнофильме сэкономила.

– Извини, пап! Про шторы не подумал!

А Валя хохотала, упав на диван. Она не предполагала, что такой важный человек будет, оправдываясь перед ней, врать сыну.

– Довольна? – спросил Виктор.

– Я не довольна, я – счастлива! Во мне каждая клетка звенит от счастья!

К Валиному возвращению мать подготовила обиженное лицо, обвязанную шарфом голову и демонстративно гладила бельё в двенадцать ночи.

– Голова болит? – спросила Валя. – Ложись, полечу.

– Как шалава, под утро приходит. Бордель,