Группа решила, что Алексеева и ее муж гораздо лучше помогут делу защиты прав человека, если уедут из России и станут работать за границей. Им очень быстро выдали паспорта, и они покинули страну, думая, что уезжают навсегда. Я встретил их в Вене несколько дней спустя, затем привез в Лондон на встречу в палате общин, а потом несколько недель записывал рассказ Алексеевой, чтобы Запад как можно больше узнал о Хельсинкской группе и ее мужественной попытке обуздать КГБ[50].

Аресты Гинзбурга, Щаранского и Орлова

Первым порывом Джимми Картера, спустя несколько дней после вступления в должность, было защитить притесняемую группу, но вскоре выяснилось, что Кремль настроен на противостояние. Новому президенту США ясно дали понять: в СССР позаботятся о судьбе своих инакомыслящих без него, и защищая их, он ничего не выиграет.

3 февраля 1977 года КГБ арестовал Александра Гинзбурга. В тот же день собирались арестовать и Орлова, но тот уехал в подмосковную деревню. «Ему нужно было время подумать и подготовиться», — говорила Алексеева. 9 февраля он вернулся, но не в свою квартиру, за которой следили, а в квартиру Алексеевой, с которой сняли наблюдение с тех пор, как она собралась эмигрировать. Ее, так сказать, вычеркнули из списков КГБ.

Стук в дверь раздался после обеда. Она открыла и увидела Орлова, прижимавшего палец к губам. Хотя милиция ушла, могли остаться микрофоны, поэтому хозяйка и гость несколько часов общались весьма необычным образом: с помощью карандаша и бумаги. Даже фразу «Хочешь чаю?» она написала. Кого-то послали позвонить по телефону-автомату и вызвать друзей и западных журналистов.

Решили, что проводить пресс-конференцию, обмениваясь письменными вопросами и ответами, будет недостойно. Иностранцы не любили принимать участие в мелком обмане, особенно когда КГБ рядом. Поэтому Орлов говорил с ними открыто около 20 минут. Он собирался выйти вместе с ними, рассчитывая, что в их присутствии его не арестуют, а потом ему удастся как-нибудь ускользнуть.

Пресс-конференция закончилась, участники стали расходиться и обнаружили, что за дверью стоят люди из КГБ. Из окна были виден двор с их машинами. Алексеева подняла телефонную трубку. Гудка не было. Позже ей сказали, что телефон отключили потому, что она использовала его «в антигосударственных целях». Сигналы подслушивающих устройств появились в милиции сразу, как только Орлов начал говорить. Гебисты отключили Алексеевой телефон и быстро направились к ней домой. Теперь Орлов не мог избежать задержания.

Алексееву и Орлова не выпускали из квартиры Алексеевой, пока не поступили дальнейшие указания. На следующее утро раздался звонок в дверь. В квартиру вошли десять человек, увидели сидящего в кресле Орлова и арестовали его. «Они крутились вокруг него, пока он надевал пальто, — рассказывала мне Алексеева, — сторожили его, как опасного террориста, а не пятидесятитрехлетнего профессора физики, который писал о правах человека. Через несколько минут я увидела, как его увозят: десять человек и Орлов в четырех машинах КГБ».

Затем мишенью КГБ стал несчастный Анатолий Щаранский. Его обвиняли в государственной измене. Если верить советской прессе, хотя президент Картер лично отвергал это утверждение, Щаранский был связан с агентами ЦРУ и передавал им информацию о советской промышленности. В Грузии два других известных диссидента, Мераб Костава и Звиад Гамсахурдиа (будущий президент Грузии), также были арестованы. Прошли аресты и на Украине. Столкнувшись с такими потерями, Хельсинская группа вряд ли могла продолжать работу. Из ее создателей только Алексеева была на свободе, на Западе. Похоже, инициатива Картера провалилась. Во всяком случае, она усилила жесткость и решительность действий КГБ.

Картер попал в весьма неловкое положение. Казалось, его знаменитая политика защиты угнетенных приносила больше вреда, чем пользы. 8 февраля он отметил, что не в его власти решать каждое отдельное дело по правам человека, но если бы он мог, он делал бы это. «Я не могу применить военную силу в попытке изменить внутренний механизм советского государства», — заявил он[51]. И это прозвучало как извинение. Лучше бы он сказал, что продолжит поддерживать советских диссидентов, поскольку Кремль продолжает поддерживать коммунистические партии и другие просоветские организации на Западе, а также левые «национально-освободительные движения», такие как Африканский национальный конгресс и Организация освобождения Палестины.

«Наша приверженность правам человека неизменна», — сказал Картер освобожденному Владимиру Буковскому в Белом доме 1 марта 1977 года. Но трудно сказать, что он подразумевал под «приверженностью», когда победа на выборах была позади. В «Нью-Йорк таймс»[52] появилась статья под заголовком: «Права человека: мистер Картер способен только на разговоры».

Многие на Западе критиковали президента США, который храбро ринулся в битву за права человека безоружным и неподготовленным, в силу чего и был остановлен более мощным и искушенным противником. Говорили, что переговоры о сокращении вооружений — вопросе жизненно важном для всего мира — оказались под угрозой в результате неопытности и идеализма президента Картера. Казалось, что Брежнев обыгрывает американского лидера на каждом шагу. В двухчасовой речи в Кремле 21 марта он отозвался об арестованных членах Хельсинкской группы как о лицах, действующих против своей родины в роли сообщников, а иногда и агентов империализма. Эти люди, говорил он, стуча кулаком по трибуне, откололись от советского общества и, не имея поддержки внутри страны, обратились за помощью к Западу. Он считал вполне естественным, что государство принимает и будет принимать против них меры в соответствии с законом.

Такими решительными заявлениями советские власти прикрывали моральный аспект дела, то есть жестокость по отношению к политическим диссидентам, и сбивали Запад с толку, заставляя его усомниться в том, стоит ли поддерживать противников коммунизма, действующих мирным путем.

И все же это не было полным поражением. Орлов и его группа достигли уникального результата. За период с мая 1976 по февраль 1977 года они издали 19 документов и 77 коммюнике для прессы. Они создали внутри страны организацию, открыто критикующую советскую политику, и несколько месяцев работали, поддерживая постоянную связь с западной прессой и радио, а через них и с общественным мнением у себя на родине. Им удалось, пусть и на короткое время, привести в замешательство своих противников из КГБ, лишить их инициативы и противостоять советской политике. Попытка, правда, закончилась плохо, но группа показала, что оппозиция возможна, что есть пути, с помощью которых негосударственная организация может обращаться к людям и оказывать давление на советское правительство.

Наблюдатели Хельсинкской группы сыграли важную роль в становлении российской демократии. Россия многим им обязана. Хотя, я помню, в то время казалось, будто они ничего не добились. Их организация была разбита. Запад пытался помочь, но действовал нерешительно, сомневаясь,