Джезказган

Была такая программа на радио много-много лет, называлась она «После полуночи», я ее вел. В этой передаче я рассказывал о молодых эстрадных исполнителях, и часто мне попадалось завораживающее какой-то особенной своей энергетикой и музыкальностью имя — Роксана Бабаян. Ведь зачастую при записи передачи я не слышал исполнителей и записывал только свой текст, а режиссер потом при монтаже уже вставлял нужные фонограммы песен. И только у себя на даче, включив приемник, я услышал — такую-то песню поет Роксана Бабаян. Мне так понравилась песня! Потом еще несколько раз услышал Роксану в разных передачах. Но с ней лично долго не был знаком. Слышал от друзей, что интересная певица, участвовала в музыкальных конкурсах, побеждала, а по телевидению мне как-то все не удавалось на нее взглянуть.

И вот однажды в один прекрасный день во время отпуска я полетел на концерты в Джезказган на тамошний День города. Группа артистов театра, кино, эстрады собралась утром в аэропорту Домодедово, и я обратил внимание на стройную черноволосую девушку в больших затемненных очках, с сумочкой, в джинсовом костюме. А надо сказать, что у меня какое-то пристрастие к черненьким. Наверное, потому, что я сам светленький. Знаете, по принципу притяжения противоположностей. А потом Вадим Тонков (наша замечательная старушка Маврикиевна) и Борис Владимиров (знаменитая Авдотья Никитична и мой зять — муж моей младшей сестры Тани) нас познакомили, сказали, что «это певица Роксаночка Бабаян, наша любимица». Я говорю: «Ну, так я же вас давно знаю!» Она тоже: «И я вас давно знаю, видела в спектаклях, и в кино, и в «Кабачке «13 стульев»!» Так и разговорились.

Мы летели до Караганды, а от Караганды пилили до Джезказгана на поезде, сколько там часов, уже не вспомнить. Там нас встретил совершенно комедийный персонаж, очень маленького роста, но невероятного апломба человечек с вечной цигаркой вместо двух отсутствующих зубов, которую он нервно курил. Оказалось, администратор Театра киноактера. Он поселил нас в отель и тут же куда-то исчез. И полная тишина на десять дней. Трехразовое питание, никто нас не беспокоит. Никаких начальников и никаких концертов… Представляете, сто пятьдесят человек, включая народных и заслуженных артистов, звезд кино и театра, туда приехало.

После оказалось, что это была просто какая-то «химия», придуманная местными великими комбинаторами, даже непонятно кем, концов, конечно, не найдешь. В итоге целых десять дней мы были предоставлены самим себе. Нас неплохо кормили-поили. Потом все-таки был проведен один концерт в каком-то кинотеатре человек на триста. Но мы были не в обиде — все это время в нашей артистической компании царило такое веселье, мы сдружились все невероятно, порассказали друг другу сотни баек, анекдотов, да и выпито было немало. Ночами ходили купаться на какое-то роскошное озеро. За эти пустые, казалось бы, дни в Джезказгане сложилось абсолютное братство брошенных артистов.

В итоге этот человечек с цигаркой вместо зубов, хоть и появлялся еще пару раз, так денег никому и не заплатил! Два раза он замечен был нами в кустах возле гостиницы, чуть не пойман, но… чуть не считается. При каждой нашей попытке его изловить он молниеносно скрывался.

Зато (после единственного нашего концерта) нам устроили банкет. Там, естественно, присутствовали все местные начальники.

Одна дама, не могу сейчас припомнить, какой она занимала пост, сидела в самом центре. Явно какая-то большая начальница, и как дама тоже очень крупная. Да еще в белой кофте. Размер, наверное, 58-й, колоссальная грудь. И огромная хала на голове. Все в отношении этой дамы очень услужливы и обходительны…

А над ней — на стенке — этакое ажурное крепление, металлическое, к нему были подвешены горшочки с цветами.

И вот все мы сидим, едим, произносим тосты, местные нам что-то о городе своем рассказывают, снова тосты, выпивание… А у Бори Владимирова была одна особенность, кстати, нередко встречающаяся на Руси. Он, если выпил, обязательно должен был как-то проявиться, что-то яркое сделать.

Боря и так уже, поглядывая на эту начальницу, с самого начала банкета все повторял: «Какая женщина! Какая женщина!..», а после очередного тоста он просто встал и отправился к ней. Встал на одно колено и замечательным баритоном запел: «Руки — вы две большие птицы…» При этом он взмахнул рукой, видимо, показывая, какие примерно бывают еще руки-птицы, и шибанул по этому ажурному креплению так, что горшок с цветами грохнулся ей точно в халу на голове.

У всего застолья просто началась истерика, все тряслось от хохота. Роксаночка просто сползла под стол. Абсолютно чаплинская ситуация!

Боря красный от стыда… Потом он говорил, что как чувствовал: чем-то таким и должна была завершиться вся эта наша идиотская гастроль!

Но для нас с Роксаной гастроль эта оказалась совсем не идиотской, а, напротив, судьбоносной, и ее завершение дарило мне чудесные надежды… Я был уже влюблен в Роксану безоглядно. Всячески старался проявить себя — и надо сказать, делал это с большим успехом, чем Боря Владимиров перед джезказганской дамой.

Говорит Роксана Бабаян:

«Когда мы летели обратно в Москву, у Михал Михалыча был просто сольный концерт. Самолет сотрясался от нашего смеха… Я еще раз убедилась, что у него просто фантастическая способность импровизации, легкости и точности стиля. Самолет дрожал так, что летчики к нам выходили из кабины: «Ну, ребят, нам надо вести самолет, а мы просто обзавидовались».

Вот так вот мы с Мишей и познакомились. Так совпало, что и у него прежние отношения были уже на излете, и у меня.

Думаю о нем?

Конечно, перед этим приятным событием мне самой еще пришлось развестись. Но я сделала это мгновенно. Так как и ко мне, и к Михал Михалычу в ЗАГСах отнеслись с пониманием».

Снова слово берет Михаил Михайлович:

«Кажется, Роксана была несколько изумлена той скоростью, с которой я сделал ей предложение, да и сам я не ожидал от себя такой прыти. Как и никто, даже мой ближайший друг Александр Анатольевич Ширвиндт. Помню, уже после возвращения Роксаны я сказал ему: мол, знаешь, Шура, случилась со мной необыкновенная вещь — любовь. «Ну что ж, — говорит он, — давай устраивать смотрины!» И вот на его знаменитом громадном, утопающем в цветах балконе, который больше, чем квартира, и где у нас отмечались всякие торжества, Шура устроил очередной прием, придумав какой-то смешной повод. Пришли и Эльдар Рязанов, и Зиновий Гердт, и Андрюша Миронов, и многие другие, в том числе и мы с Роксаной. Шутили, выпивали, а в середине вечера Шура отозвал меня и говорит: «Надо брать!»