И в какой-то момент он обнаружил, что готовится к отъезду.

Когда и как с ним это случилось, он сам бы не сумел сказать. Слишком быстро происходили перемены и некогда было остановиться и разметить их. Давно в прошлом остались разговоры о футболе, реалити-шоу, работе у зеленщика – теперь они с Фаруком обсуждали одну только тему, и постепенно Парвиз осознал, что обсуждают они поездку.

– Я точно сумею вернуться, если мне там не понравится?

– Конечно, вернешься. Я же вот он, вернулся.

– Ты так и не сказал почему.

– Семейные дела понадобилось уладить. А потом еще ты.

– Что я?

– Я бы давно уже уехал. Но подумал, если подождать-поговорить, может, ты присоединишься.

– Ты задержался из-за меня?

– Ага.

– И ты правда поможешь мне отыскать там людей, знавших моего отца?

– Правда помогу.

– Ты мой лучший друг.

– Я твой брат.

– Да. Знаю. Спасибо тебе.

* * *

Он позвонил кузену-гитаристу в Карачи – тому, ненавистному, который при первой и единственной их встрече заявил: «Я – пакистанец, а ты – паки», – и сказал, что готов воспользоваться приглашением матери гитариста погостить несколько месяцев в Карачи, поучаствовать в популярном музыкальном шоу, ему-де это для карьеры пригодится. Он разобрался с бумагами, наполовину еще и сам веря, что летит именно в Карачи, купил билет с пересадкой в Стамбуле, он должен был прибыть в столицу древней Оттоманской империи сразу вслед за Фаруком. Когда Аника предложила провести с ним в Карачи пасхальные каникулы, Парвиз охотно принялся разрабатывать с ней вместе маршруты, их головы склонялись рядом над картами Пакистана. Мечеть Бадшахи, пунша Кима, руины Таксилы, Пешаварский музей с крупнейшим в мире собранием из Гандхары, а в Карачи студия музыкального шоу, которое они слушали уже несколько лет с тех пор, как оно появилось в эфире, – именно там Парвиз скоро будет работать.

– Если мне там понравится, может, я задержусь и ты тоже приедешь в гости, – сказал он Исме вечером в декабре, накануне своего отъезда. Запах омлета со специями, который она готовила к последнему домашнему ужину, навел на такие мысли.

В субботу после смерти матери Парвиз отказался от еды. Он не мог объяснить, почему отвергает любое блюдо, какое предлагали ему тетушка Насим, и ее дочери, и Аника, и даже Аника не могла его понять. И тогда Исма – Исма, из всех домашних дел более всего ненавидевшая готовку, – пришла к нему в комнату с омлетом, приправленным специями, в точности таким, какой мама каждую субботу готовила на завтрак. Она порезала омлет на кусочки и скормила ему каждую крошку, подцепляя вилкой и поднося к его рту.

Теперь Исма удивленно оглянулась и улыбнулась так, как обычно улыбалась только Анике.

– Была бы рада, – сказала она.

Ее улыбка выгнала его из дому в холодную декабрьскую ночь. Парвиз запрокинул голову, пересчитывая звезды и пытаясь удержаться от слез. Так его и застала спустя некоторое время Аника.

– Пора тебе побриться, – сказала она, то ли не заметив, а то ли все же заметив, как он при ее появлении торопливо провел рукой по глазам. – Спецслужбы Хитроу вряд ли отличают фундаменталиста от модника, возьмут и не выпустят тебя в Пакистан. Особенно через Стамбул. Внимание, джихадисты!

Он расхохотался – чересчур громко, – и сестра коснулась его руки.

– Ты точно хочешь ехать? Ты же знаешь, я разрешила тебе только потому, что тебе надо убраться подальше от нее. Ты мне так никогда и не расскажешь, кто это? Обещаю, в кровь я ее бить не стану.

– Еду, чтобы повысить свои шансы на том сайте брачных объявлений для выходцев с Ближнего Востока. Но все равно первой строчкой мы напишем: «Красивый лондонец, любящий свою сестру…»

Она шагнула так близко, что между ними почти не оставалось зазора, боднула его головой в плечо.

– И ты уезжаешь. И Исма. Как же я совсем одна?

Парвиз зажал большим и указательным пальцами мочку ее уха. Он знал: именно эти слова она порывалась сказать с той самой минуты, как он предупредил о скором своем отъезде. Он бы не оставил ее за несколько недель до того, как ей предстояло распрощаться со старшей сестрой, заменившей ей мать, заменившей мать им обоим – ни ради кого из живых он бы этого не сделал, но у мертвых свои права, и они не приемлют отказа.

* * *

Когда самолет разгонялся, Парвиз, вопреки инструкции, не выключал телефон, а слушал аудиозапись «Голос близнеца на крыше сарая». Вот что говорила Аника:

Шасси оторвались от взлетной полосы. Он выгрузил запись на аккаунт Аники в облаке и удалил сестру из своего телефона.

Парвиз расплатился с продавцом в магазине электроники лирами (он носил их запас в рюкзаке) и, словно бы спохватившись, спросил, нет ли телефона с сим-картой для международных звонков.

– Новички просят позвонить домой, и непременно хотя бы один принимается рыдать в трубку, и потом она вся в соплях, – пояснил он. – Так что свой телефон я им больше давать не хочу.

– Не к чему посвящать меня в ваши дела, – сказал продавец, отходя к стеклянной витрине с мобильниками.

– Вот. – Он достал здоровенный кирпич той эпохи, когда телефон годился только для звонков и СМС. Их до сей поры не сняли с производства, как подозревал Парвиз, лишь потому, что главарям мафии охота иметь при себе такие игрушки и раздавать своим громилам.

– Без зарядки, – уточнил продавец, засовывая внутрь сим-карту.

– Jazakallah khayr, – поблагодарил Парвиз, собирая уложенное в коробки оборудование, за которое только что заплатил небольшое состояние в лирах. – Есть у вас тут задняя дверь? Машина припаркована с той стороны магазина.

– Как вы все понесете? Позвоните вашему другу, пусть поможет. Я бы рад, но спина…

– Пустяки по сравнению с тем, что приходится делать на военной подготовке.

– Вы сражались? Я думал, вы с Абу Раисом в студии.

– Ну да. Но меня все равно учат сражаться за дело Аллаха – готовя к той поре, когда от меня будет больше пользы в бою, а не в студии. А вы, мой друг, отчего задержались в Турции?

Продавец побелел.

– Я здесь участвую в общем деле. Задняя дверь – вон там. Сейчас открою.

Парвиз вышел на солнечный свет и пошел в сторону припаркованных машин – шагал, пока не услышал, как за его спиной захлопнулась дверь. Он обернулся, убедился, что продавец скрылся в магазине, поставил всю гору коробок на обочину, сверху положил смартфон, по которому его так легко было выследить, и кинулся бежать со всех ног.