Видимо, похожие мысли приходили в голову и Филу. Он о чем-то вполголоса беседовал с Данилой, Федор прислушался.

– Наверху еще столько всего осталось – только умей взять, – рассуждал Данила. – Но жадность чрезмерная тоже до добра не доводит. Надо брать столько, сколько тебе нужно, и не больше.

Фил с изумлением глядел на него.

– Да ведь тут такие возможности. Можно столько наварить.

Федору показалось, что он слышит Веру.

– Наварить? – с презрением спросил Данила. – А зачем? Мне и так хватает.

– Мы ведь можем куда-нибудь сходить, по квартирам пошарить, набрать полезных вещей. А потом продать с выгодой.

– Больно ты прыткий, – усмехнулся старик. – Сперва струсил, обратно в метро просился, а теперь осмелел, гляжу. Посмотрим, как оно пойдет. Тут домов-то мало жилых вдоль реки, а магазинов – и вообще почти нет. Тут тебе Яуза, а не Рублевка. Подумать надо. Взять-то что-нибудь можно, да ведь это тяжесть лишняя. Не остаться бы нам наверху.

– Да просто глупо как-то не воспользоваться случаем, – пробурчал Фил. – Такую дорогу проделать – и без всякой пользы.

– А кто тебе сказал, что без пользы? Если ты ее не видишь, это не значит, что ее нет. Мы уже сделали хорошее дело, помогли кое-кому.

– Ну, и себя не надо забывать.

– Себя забывать не надо, – согласился Данила. – Если получится, что-нибудь прихватим. Если нет – значит, не судьба.

– Надо тогда на будущее присмотреть что-нибудь, – рассудил Фил.

Старик как-то странно хмыкнул.

– Ты сперва вернись в метро живым, а потом про будущее думай, – сказал он. – Наперед лучше не загадывать. Не о том сейчас надо думать, а как живыми добраться. Опасные тут места.

«Вот именно, – подумал Федор, вновь возвращаясь к реальности. – Нет уж, остаться с ними – это чистой воды безумие. А девочку приручить не мешает. Она еще дичится немного, но кажется, я уже знаю, как с ней поладить. Навешать на уши макаронных изделий, рассказывать всякие истории – и она будет слушать меня, раскрыв рот. Я смогу потом приезжать иногда к ней в гости, на Электрозаводскую – она будет меня ждать. Разве плохо? Вот только старик этот при ней как цербер – но он, кажется, потакает ей во всем».

У Федора была подружка на Ганзе, которую он изредка навещал втайне от Веры. Он считал, что совсем неплохо иметь пару запасных вариантов на всякий случай – чтоб было, к кому прийти, если разбежишься со своей сожительницей.

– А лодку-то не угнали? – спохватился Фил.

– Туннель подземный здесь недалеко проходит, прямо под рекой, – сказал старик. – А лихие люди суеверные, они сюда и не суются – дурная слава у того туннеля, говорят, души мертвых там живут. А нам оно и на руку – зато поменьше народу вокруг толкаться будет, да и лодку можно на реке оставить, не сопрут. Думаю, нет дыма без огня – туннель тот, скорее всего, выродки для жилья облюбовали. Но к нам лезть они побоятся.

– Для привидений нужно оставлять что-нибудь, тогда они не тронут, – деловито пояснила Неля.

– А кто еще здесь может появиться? – спросил Федор.

– Как сказать? С Курской иной раз егеря Ганзы сюда захаживают поохотиться. Озорные ребята, лучше с ними не пересекаться. Но это еще ладно. Нам главное – шлюз миновать и мимо того места проскочить, где переулки к Винзаводу уходят. Вот если тамошние обитатели заявятся – ничего хорошего не жди.

– А кто оттуда может прийти? – спросил Федор.

Данила не ответил. Неля посмотрела на Федора как на несмышленого.

– Как – кто? Одержимые! – прозвучал во внезапно наступившей тишине ее хрипловатый, простуженный голос.

Федору представились заросшие люди, сидящие в подвалах среди бутылок и пахнущие перегаром. В метро настоящее вино было огромной редкостью, доступной немногим, большинству приходилось довольствоваться брагой из грибов. Но старик Данила объяснил, что Винзавод перед Катастрофой уже не являлся заводом и не имел отношения к производству вина. Правда, что же там было, Федор так и не понял из рассказа старика – вроде бы что-то среднее между конторой и ярмаркой.

– А кто они, эти одержимые? Выродки? – спросил Федор.

– Не знаю, – неуверенно протянул Данила. – На обычных выродков не похожи. Во-первых, никто не знает, где они там живут, почему от радиации не передохли. Во-вторых, они даже пошустрее обычных людей будут. И кажется, распрекрасно себя чувствуют наверху, в развалинах этих.

– Может, их само место энергией подпитывает? – встрял Фил. – Место-то известное, намоленное.

– А иногда у них что-то страшное там начинает твориться, – продолжал Данила. – Сталкеры рассказывали – они костры жгут, звуки оттуда доносятся какие-то – словно в барабан бьют. А иной раз словно бы поют, но как будто воют или плачут – такая жуть от их напевов берет, что хочется петлю смастерить себе да самому на шее затянуть. Один сталкер как-то пробрался к ним прямо в логово, туда, где те самые кирпичные строения, оставшиеся от старой фабрики, громадные цеха. И вот видит он – сидят в огромном зале дикари, множество их, на корточках, один дует в какую-то трубку, заунывные звуки разносятся. А остальные все покачиваются, словно в трансе. Перед ними предметы какие-то разложены – кости, обломки всякие, ржавые кастрюли, даже унитаз расколотый стоит. Сталкер хотел поближе посмотреть, вдруг дудка смолкла, и дикари встрепенулись, начали озираться, один прямо уставился туда, где сталкер притаился. Тот уже думал – все. Но снова мужик на дудке заиграл, опять они оцепенели. Тот сталкер еле успел уйти – видно, пока музыка играла, им ни до чего было.

Может, у них там обряды колдовские какие-то? И не раз я слышал, что любят они всякий хлам собирать – кастрюли ржавые, покрышки автомобильные, черепки, а потом раскладывают на земле то так, то эдак и любуются. Гадают, что ли, по ним? Каждые день-два в другом порядке перекладывают, и не дай бог кому-нибудь тронуть эти их художества. Вот осенью у них самая активность – начинают, говорят, костры разводить и вокруг них плясать, зелье какое-то варят и пьют, и в это время их даже мутанты стороной обходят. И траву жуют, отчего становятся как одержимые. Ближе к осени по берегам цветет дурман-трава, у нее еще запах резкий такой, вот они ее собирают. А потом устраивают пляски, движутся куда-то, бьют в кастрюли старые, стучат деревяшками друг о друга и поют. Впереди несут деревянные изображения, похожие на человеческие фигуры, – может, сами делали, а скорей всего, там же на Винзаводе подобрали. Может, это вроде идолов у них? Что это означает, никто не понимает. Но кто им на пути в это время попадется, тот не жилец – растерзают в клочья. А еще хуже попасть к ним в лапы живым. Говорят, двое сталкеров как-то наткнулись на их шествие. Один раненый был, еле шел. И как увидел их, крикнул второму, чтоб убегал, а сам себе пулю в лоб пустил.

Федор смутно вспомнил что-то – вот он стоит у облезлой кирпичной стены, рядом – качели. Зачем их поставили так близко к стене? Резко пахнет трава. Наверное, сейчас за ним придет мать… Голос старика вывел его из задумчивости: