Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Конечно, не лучшим, — могла бы я сказать, — примерно как навское зелье на твоего покойного брата действовало. Все время ей, притворщице, все больше и больше моей силы хочется. Силы-то мне не жаль, я лишь, памятуя предупреждения Ивана, опасаюсь Маняшино тело повредить».
— Неужели? — удивилась я фальшиво, устраиваясь в предложенное кресло. — Ну раз ты так считаешь, поберегу я ее, пожалуй. Или, может, лучше Маняшу подальше от меня переселить? Марты в ее комнату переедут, а она на первом этаже расположится?
— Маняша слаба и не сможет здесь мне помочь. Я вот о чем с тобою поговорить хочу, Фимочка…
И в словах простых и строгих Наталья Наумовна сообщила мне, что моя дружба с сыскной чиновницей ее печалит, что участвовать в развлечениях с князем Кошкиным должна вовсе не эта простолюдинка, а аристократичная моя родственница.
— Как возможно, Наташенька? — всплеснула я руками. — После того ужаса, которому тебя Анатоль подверг, я не смею тебя даже просить находиться в его обществе!
Тут выяснилось, что ужас был не столь уж ужасным, что прошлое осталось в прошлом и что она, Наталья Наумовна, зла на князя не держит.
Я осторожно поинтересовалась, почему и какого рода воздаяние остудило девичий гнев.
Натали возразила, что добра, аки лань кроткая. Но любопытство мое уже пробудилось, поэтому, не сказав ни «да» ни «нет», оставив тем самым ей надежду, я продолжила расспросы.
Кузина принялась что-то лепетать невнятное. Чтоб подстегнуть ее красноречие, я потянулась к шкатулке, но скатерть скользнула, ларец упал со стола, крышка хрустнула, слетела с петелек и разломалась.
— Прости! — присела я собирать реликвии. — Завтра же новый тебе у столяров закажу, видела на главной улице мастерскую.
Мои оправдания прервал звонок телефонного аппарата, и Натали отправилась к нему, оставив меня прибираться.
Меж шелковой обивкой и дощечкой крышки лежала еще одна карточка. Мужчина был высоким и очень худым, он стоял, глядя прямо в объектив, слегка опираясь на трость. Я смотрела на него, пытаясь понять, где могла его видеть, а когда заслышала шаги возвращающейся ко мне кузины, спрятала карточку за широкую ленту пояса.
— Павел Андреевич телефонировал, — сказала Натали. — Через четверть часа он заедет за нами.
— Мы ведь на восемь уговаривались! На вечер.
— Обстоятельства изменились.
— Я горничных отпустила! Даже платье сменить не смогу.
— В этом поедешь. Княгиня слаба совсем, его сиятельство опасается, что вечером принять тебя она не сможет.
— А Гаврюша?
— Он дома останется. — Кузина была непреклонна. — Хоть малость уважения к княгине Кошкиной проявить ты обязана.
— Что ж, — возражений достойных в голову не приходило, — тогда мне надобно его успокоить перед отъездом.
Взбежав дробно на второй этаж, не бросилась я вовсе к дремлющему на кровати коту, а выдвинула ящик с писчими принадлежностями. Уж не знаю, что за срочная надобность, но упредить нужно Евангелину Романовну. На скрип пера по бумаге наложился другой скрип — дверной. Из смежной комнаты вышла нянька.
— Кому строчишь?
Я смотрела на нее с ужасом. Фальшивая Маняша была облачена в шелковое черное платье самого барского фасона, на непокрытой голове высилась башенка прихотливой прически, запястья украшали браслеты, грудь — камея на атласной ленте. Навья перестала притворяться — тревожный сигнал.
— Куда собралась? — Я сложила записку.
— Барышень сопровождать. Вишь, как вырядилась?
Она покрутилась, будто чтоб я наряд ее сызнова рассмотрела.
— Чудесно! — кисло одобрила я. — А позволь мне лоб твой потрогать? Жар-то спал?
— В порядке все, — отпрыгнула нянька.
Снизу раздался дверной звонок и звук распахивающихся дверей.
— Гаврюша, — сказала я строго, — просыпайся, разбойник.
— Куда? — «Маняша» растопырила руки. — Не велено монстру с собою брать.
— Что ж я, совсем без политесных понятий? Выпущу его, пусть погуляет до моего возвращения.
— Долго же ему мерзнуть придется, — гнусно хихикнула нянька.
Сей смех я проигнорировала, хотя табун мурашек проскакал по позвоночнику.
— Фимочка! — позвала кузина снизу. — Мария Анисьевна!
— Ступай, — махнула я рукой. — Выпущу Гавра, поспешу следом.
— Только после барыни.
Ну что ж… Я почесала кота за ушком. Предупредить Евангелину Романовну не получится. Ну и ладно, сама справлюсь.
Распахнув балконную дверь, шлепнула котейку по мохнатому крупу.
— Гулять!
— Даже записку с ним передать не попыталась? — удивилась нянька.
— Ты, милая, видно, меж котами и почтовыми голубями разницы не уловила?
Я показала ей на ладошке скомканную записку, подожгла ее и сдула с пальцев пепел. Вот так! Знай, есть у меня супротив вашей шайки силы.
Ребячество, конечно, но мне как-то поуверенней, что ли, стало.
Ротмистр Сухов щелкнул каблуками при нашем появлении, а «Маняшу» прожег недовольным взглядом.
— Ах, какое волнение! — Натали щебетала, пока адъютант помогал мне одеться. — Столь ответственный визит!
В зеркало я видела, что ротмистр с навью многозначительно переглядываются.
— А Бобынина с нами зачем? — будто бы спрашивал мужчина.
— А что я, по-твоему, должна была ей сказать?
Примерно так расшифровала этот безмолвный диалог.
Мы уселись в запряженные тройкой сани, Натали рядом со мной, нянька напротив, спиной к вознице, тронулись.
— Ах, как все быстро происходит! — щебетала кузина. — Невероятно, нечеловечески, волшебно быстро.
«Маняша» крякнула, будто упреждая. Наталья Наумовна этого не заметила, продолжая восторги:
— Иван локти кусать будет, когда…
— Закутайтесь, барыня. — Нянька наклонилась, запахивая воротник кузининой шубки. — Мороз!
Помолчали, полюбовались на проносящиеся мимо дома и лавки.
Мне было страшно. Днем, на людной улице мне было страшно просто до обморока. Я не понимала толком, куда и зачем меня везут. А еще тревожило, что прочие о цели визита, кажется, знали больше моего.
У ворот резиденции стояли караульные, и еще один отряд у подъезда, к которому привела нас расчищенная от снега дорожка.
— Корсарка моя! — Анатоль был с непокрытой головой, но в гусарском мундире и даже с саблей на боку. — Серафима Карповна.
— Здорова ли ее сиятельство? — спросила я кротко. — Может, визит мой не ко времени?
— Она мечтает с вами побеседовать, — заверил меня князь.