А если бы Тамико разъяснила мне все раньше? Если бы сказала прямо, что мои вспышки гнева убьют надежды отца на возвращение в лоно семьи? На все наше возвращение? Что бы я делал тогда? Вежливо попросил Эд уйти, оставив на произвол судьбы? Точно так же, как и Мо?

Все-таки пребывание за рулем дисциплинирует. Будь я сейчас пешеходом, судорожно остановился бы посреди… Того пространства, которое пересекал. И непременно попал бы под машину. А так скорее чуть не попали под меня. То есть под лимузин. Я выслушал еще одну трель со стороны возмущенных соучастников дорожного движения, свернул на первом же повороте и медленно пополз по проулку.

Подумать только, вчерашний день сплошь состоял из ошибок: из того, что я не увидел, не услышал, не понял, не почувствовал… Всего лишь день, а какой эффект! Можно еще поспорить, кто у нас в Отделе ходячее несчастье. Если будет с кем.

Стоянка за «Колыбелью моды» была рассчитана на машины и куда более громоздкие, чем прокатная, так что я без всякого труда нашел свободное местечко, припарковался и, что самое замечательное, получил возможность войти в особняк не через парадный вход, а через служебный, поэтому мой вид, вполне напоминающий фирменный стиль наемного водителя, вызвал у охранника только молчаливый вопрос.

– К месье. За материалами, – небрежно пояснил я, делая вид, как будто бывал здесь уже не раз.

Собственно, бывал же. Намедни. Поэтому нашел путь к лифту быстро и уверенно, хотя идти пришлось через целый полупрозрачный стеклянный лабиринт. Это убедило местного стража покоя в моей осведомленности и причастности к делам фирмы надежнее предъявленных документов. В конце концов, любые бумаги можно подделать, а знание местности либо имеется, либо нет.

Значит, оцепление уже снято полностью? Что-то слишком быстро справились. Или взяли показания – и оревуар? А как же знаменитая ложечка, дарующая модельеру вдохновение? Незаметно, чтобы на улице и в холле кипела жизнь. Где нескончаемые свертки с тканями, лентами, нитками и прочей мишурой? Где расторопные закройщицы и портнихи? Где, скажите, те красавицы, чьи прекрасные тела должны служить фоном для…

Двери лифта разъехались в стороны, открывая и мне доступ к телу. Но тел почему-то оказалось значительно больше, чем одно, коротенькое, нескладненькое, зато сверх меры энергич…

– Вот оно!

Никогда бы не подумал, что внутренних сил организма достаточно для левитации, пусть и совсем недолгой, но месье Дюпре с блеском опроверг мои представления о силе тяжести. А после невероятного прыжка совершил не менее невероятный рывок в мою сторону, правда, остановился на двух третях пути, чем оказал мне огромное одолжение. Какое? Не вынудил пятиться обратно в лифт, подальше от сгустка дизайнерской энергии.

– Идите сюда! Ну идите же! – призывно замахал он руками, приглашая присоединиться к обществу, которое даже со скидкой на хозяина дома выглядело странновато.

Во-первых, что здесь делала школьница? Да, именно девочка-подросток, а не молодящаяся взрослая девица, ради смеха или удовольствия, причем не своего, надевшая платье старшеклассницы. Миленькая, не спорю. Жаль, что какая-то то ли испуганная, то ли обеспокоенная, и явно не проблемами модного дома. Но этот «цветочек» был понятен и объясним, пусть с большой натяжкой. А вот ее спутник… Не знаю, почему я сразу же так подумал, ведь они стояли не рядом друг с другом, а на почтительном расстоянии. Впрочем, мне на месте девочки, возможно, тоже захотелось бы отодвинуться подальше. Нет, точно бы захотелось!

Если судить объективно, парень не представлял собой что-то сверхвыдающееся. Средний рост, среднее телосложение. Мышцы есть, но не такие, что заставляют кожу лопаться, а противников – дрожать от страха. Хотя любыми подручными средствами можно распорядиться весьма грамотно, если приложить немного смекалки и умения. А первое у него точно имелось, потому что прямо с порога, с расстояния, которое не позволяло рассмотреть детали вроде цвета глаз или рисунка на медальоне посреди голой груди, незнакомец заявлял всем своим видом: «Не подходи. Или пеняй на себя».

Признаться, я и сам в юности подумывал о том, чтобы подчеркнуть собственные внутренние и внешние качества каким-нибудь изящным тату. Конечно, временным: я же не идиот, чтобы оставлять неизгладимый след где-то, кроме женских сердец! Но так и не решился, хотя никто из моего окружения – ни родители, ни сестра – не заявлял прямо или косвенно, что будет раздосадован моим поступком. А вот тот, кто смотрел на меня сейчас не отрывая взгляда, явно оказался смелее тогдашнего Амано, а может, и сегодняшнего. И намного.

Этот рисунок не мог быть временным: ни у кого не хватило бы терпения раз за разом его обновлять. Причудливо изгибающиеся, перекрещивающиеся, обвивающие друг друга лианы змеились по коже парня снизу вверх и сверху вниз. Видимо, с пяток до макушки, которую я не видел ввиду наличия головного убора, тоже, кстати, примечательного.

Он вообще был одет странно, этот человек. Так, как будто не просто знал, что обязательно вызовет любопытство у наблюдателей, а даже бросал им вызов. Мол, попробуйте спросите, а я еще подумаю, отвечать вам или нет. Желтая жилетка из разномастных кусков кожи, кожаная же шляпа, за ленту которой были заткнуты зубы какого-то животного, штаны, отдаленно напоминающие шорты армейского образца, и каким-то чудом затесавшиеся в компанию мокасины. Верх и низ друг с другом не сочетались никоим образом, вся одежда целиком дико контрастировала с татуированным телом парня, но, как ни странно, все казалось присутствующим точно на своих местах, тогда как у меня…

Я краем глаза заглянул в зеркало, половина которого была свободна от живописно развешанных полос ткани.

Банковский клерк? Посыльный? Водитель? Гробовщик? Мне сейчас можно было бы приписать любую из этих профессий. На выбор. Где же твое лицо, Амано? Где твоя индивидуальность, которую ты так нежно холил все эти годы? Вот тот индеец – да, единственный и неповторимый в своем роде. А ты?

– Да идите же! – взмолился месье Дюпре, и я сделал несколько шагов навстречу неизвестности.

Сегодня он искрился почти так же, как вчера, но заряд явно был другим. Не разрушительным, а…

– Вот, встаньте сюда, пожалуйста!

Рядом с этим полосатым тигром? Как прикажете! И я даже не буду коситься на то, как под разрисованной кожей пробежала мышечная судорога, которая обычно предваряет…

– И вы, мадемуазель! Подойдите ближе, пожалуйста!

Модельер сновал вокруг нас, как маленький ураган, то отдаляясь, то приближаясь и явно примериваясь. Вот только к чему?

– Снимите это, прошу вас! – потянул он за жилетку индейца.

– Для обозрения есть вещи куда более приятные, чем моя спина, – хрипло заметил тот.

– Прошу вас! – Месье Дюпре молитвенно сложил ладони.

Еще одно движение плеч, теперь уже снисходительно-покладистое. Ого, а ведь законодатель мод был прав в своей настойчивости: освобожденное от одежды переплетение линий приобрело… Завершенность, что ли?