– А если не понравится?

– А почему не понравится, если все будет сделано как вы хотите? – мягко удивился блаженный Вася. – А если уж не понравится совсем, то переделаем.

Маша пожалела, что связалась с этим Василием, но никого другого у нее на примете не было. Да к тому же его сам Никодим прислал, выгонять его Маше было боязно.

«Черт с ними, с обоими, – богохульно решила Маша, – выбирать не приходится».

– Только скажите, сколько мне кирпича купить. Я была в Норкине на базе, там есть. И всякие дверцы печные есть…

– Дрянной на их базе материал, я был, – бесцветно возразил Василий. – Мы с вами, голубушка, лучше в другое место поедем. С Божьей помощью там подберем.

– Ну, если с Божьей помощью, то конечно… – скептически подтвердила Маша. Ей начинало действовать на нервы ежеминутное упоминание Господа в таком мирском деле, как кладка печи. Но Вася будто и не замечал иронии.

– Утречком будьте готовы, я заеду за вами.

Маше привычнее было оперировать часами и минутами, а не «утречками» и «вечерочками», попросила назвать время поточнее.

– У меня часов-то нет, я больше по солнышку. Так давайте как сегодня. Не рано вам? – Поинтересовался Вася, от которого не могло не укрыться, что Маша поминутно зевает.

– Не рано. Да, кстати, меня Машей зовут.

– Машей. Да, я знаю. Красивое имя, Божьей матери, – монотонно одобрил Вася тихим голосом. – До завтра, Мария. Храни вас Господь.

Наутро Василий явился еще раньше, чем вчера, но Маша уже с постели поднялась, завтракала.

– Вы извините меня, я не совсем готова, проходите в дом, холодно во дворе.

– Ничего-ничего, я подожду. – Василий был ласков и приветлив, несмотря на несусветную рань. Но все же прошел в кухню, разувшись в сенях, зашел в одних сереньких вязанных крючком носках. Поджав ноги, уселся на табуретку прямым столбиком и принялся с тихим умилением наблюдать, как Маша ест.

– Чаю вам, или кофе?

– Нет-нет, я так посижу.

Маша догадалась, что Вася, хоть и водит автомобиль, носит джинсы, но традиции по возможности чтит, в чужих домах пищу не вкушает. Маша поспешила побыстрей запихнуть в себя бутерброд, проглотить горячий кофе и встала. На переодевания и макияж времени не было.

– Я готова.

Вася помялся, тихонько, еле слышно, попросил:

– Вы бы, если не затруднит, юбку надели.

С юбками у Маши нынче были явные проблемы. Она везде ходила в джинсах и шортах, юбки за ненадобностью лежали сложенными в шкафу. Пришлось срочно что-то выдумывать, искать наименее мятую. Наконец, подхватив сумочку с деньгами, обозначила готовность.

– Поедемте, поедемте, Бог нам в помощь.

Маше показалось, что в старенькой, чистенькой «буханке» пахнет не бензином и не маслом, а ладаном, церковью. На приборной доске прикреплена иконка, с зеркала заднего вида свисала штучка наподобие лампадки.

Ехали долго, часа два. Печник больше молчал, даже радио не включал, рулил аккуратно, без лихости. Но по трассе они, тем не менее, шли хорошо, наравне с торопящимися по делам профессиональными водилами, местными бизнесменами, суетливыми частниками. Маша отвыкла уже от такого обилия машин – в Лошках пропылит за день мимо дома две-три машиненки, и ладно. А тут, на трассе, она словно опять окунулась в прошлое, недавнее прошлое в мощном, жадном, энергичном мегаполисе с такими же жадными и стремительными трассами, лучами расходящимися во все стороны вглубь области, перекачивающими моторами-насосами из пункта А в пункты Б, В, Г транспорт, грузы, судьбы. И на Машу забыто пьяняще действовали шумы двигателей, шуршание шин по асфальту, дымные плевки выхлопных газов. Все это неясно, штрихами и пунктирами напоминало ей о детских летних поездках на соседском «москвиче» на дачу, о самой хлипкой садоводческой даче с грядками и парниками, о бабушке, помешивающей деревянной ложкой клубничное варенье в медном тазу, о тишине институтской библиотеки, об остановке, на которой она встретила когда-то своего будущего мужа. То ли на радость, то ли на беду…

А вдоль дороги мелькали и мелькали красоты и пейзажи Восточной России: деревеньки с темного дерева, исхлестанного дождями и снегами, рублеными домами вдоль дороги, с покосившимися сараями и грязными хлевами, с чахлыми палисадниками. Редко где попадались ухоженные, ровные, со вкусом цветники, в основном у крепких хозяев, где и коровник не валится, и дом с резными ставенками, с геранью и фиалками на белеющих занавесочками окошках. Селяне брели серо-сине-коричневые одеждами, посеревшее белье трепало на натянутых через дворы веревках, на побитых ветрами и непогодами заборах сушились тряпки. «Рассея, ты моя Рассея, от Волги и до Енисея…»—пропела тоскливо внутри себя Маша.

Деревни сменялись роскошными, темной зелени нетронутыми цивилизацией кедровниками, сказочными елями, начинавшими слегка желтеть березняками. Поля уходили охристыми просторами к горизонту, частично сжатые; лужки топорщились пирамидками стогов; мелькнуло среди зелени болотистое озерцо; чистое, белесое небо надежно распростерлось над головой.

Спать Маше больше не хотелось, она с интересом смотрела вперед себя на дорогу, на сменяющие друг друга словно в калейдоскопе панорамы в боковом стекле, и мыслей в голове не было, была только звенящая, прозрачная чистота, такая же, как небо.

Наконец они въехали в какое-то селение, подъехали к ровному, белым крашенному бетонному забору. У ворот небольшая табличка с мелкими буковками: какие-то мастерские какой-то епархии. «Маленький свечной заводик»—назвала Маша то диковинное производство. Василий пояснил, что здесь делают кирпич специально для мощно развернувшегося в последние годы церковного строительства. Специальный кирпич для построек, для печей, черепицу для крыш. На каждом кирпичике, как встарь, вензель с крестом по центру и логотипом, указывающим на Всевышнего.

Ясное дело, куда же еще божий человек мог за кирпичами податься, за семь верст киселя хлебать. Но оказалось, что печник – малый не промах – брал здесь по знакомству кирпичный брак по сходной цене. А брак вроде и не брак, на Машин взгляд, кирпич как кирпич, может, кое-где углы отбиты, вензель нечеткий. Но Василий успокоил, что для печи подойдет. Выходило недорого, много дешевле, чем в Норкине. Здесь же купили гладкие изразцы, печную фурнитуру. Изразцы и фурнитура по деньгам потянули прилично, но Маше было не жаль, мысль о том, что скоро будет у нее печка-красавица, уже пленила. Рассчитывалась Маша заначкой, сунутой еще в Питере бабушкиной сестрой. Божьим людям было без разницы, в какой валюте платили, доллары так доллары, тоже не грех, а коммерция. Маша рассчитывалась и в душе благодарила неуживчивую угрюмую старуху родственницу.

На сдачу взяла Маша витую кованую кочергу, совочек для золы и кованую корзинку для растопки. Чтобы красота была вокруг камина!

Дорогой обратно Василий серьезно и неспешно рассказал, что это старообрядческий заводик и специальный, старообрядческий кирпич идет отсюда по восстанавливаемым тут и там раскольничьим церквам, даже за границу идет.