– Дедушка, дедушка, я так тебя люблю, так люблю, почти как Боженьку. – Отвесив подобным признанием щедрый аванс, она тут же лукаво добавила:—Я проснулась и трусы где-то потеряла, помоги поискать.

– На кровати у тебя платье висит, а под ним трусы, я сам повесил, иди, посмотри хорошо, – отвечал не чуждый мирского Никодим, бережно спуская правнучку с колен.

– Доброе утро, Никодим Акимович, – улыбнулась Маша, живо представив, что через несколько лет и у нее, может быть, вырастет такая беленькая, нежная и озорная кровиночка.

– Ну, ступай, ступай, малинка, – Никодим ласково подтолкнул девчушку к дверям, поприветствовал Машу.

Они поговорили минутку о погоде, о том, что утренники выдаются холодные, и внезапно Никодим спросил:

– Тебе, я слышал, печник нужен?

Никому в Нозорове Маша о своих печных проблемах не рассказывала, даже Гавриловне. Выходит, постарался Степаныч-друг.

– Да, – вздохнула Маша, – нужен, только, понимаете, у нас не каждый работать согласится.

Ей не хотелось рассказывать, что всему виной особенности характера ее мужа, который, хоть и живет сейчас далеко, но крови все равно попортит любому.

И Никодим тоже в подробности вдаваться не стал, только коротко сказал:

– Завтра дома будь с утра, придет печник к тебе.

Не успела Маша как следует поблагодарить, он встал и ушел в избу.

После разговора со Степанычем Машу каждый раз так и подмывало спросить у Гавриловны, что же ждет ее, Марию, дальше. Вроде бы чушь собачья, дремучие домыслы думать, будто бы Гавриловна что-то дальше сегодняшнего дня видит, а все равно интересно. Это как девчоночьи гадания на картах – сами же не верят, а все равно гадают друг другу. Плохо выходит, так снова раскладывают, пока не сойдется в конце, что червовый валет – Витька из параллельного класса – на сердце окажется.

Все-таки не выдержала, спросила вроде как бы мельком:

– Анна Гавриловна, а правду про вас говорят, будто вы предсказывать можете? Поворожите мне.

Гавриловна рассердилась даже.

– Зачем ерунду городишь? Поворожить ей! Я что тебе, екстрасенс, что ли? Все своим чередом в жизни пойдет, если Бог в сердце, и никакие ворожения тут не нужны.

Повернулась к старой, потемневшей от времени иконе, долго крестилась и шептала чуть слышно.

Разбудил Машу резкий и высокий звук. В унисон этому звуку гулко бухала лаем Незабудка – ее, несмотря на договоренности с Пургиным, решили пока от греха подальше по деревне не водить, оставили ночевать у Маши во дворе. Незабудке это не слишком понравилось, у нее все ж таки собственная будка имелась, но никто с ней особенно не советовался, спать устроили на крыльце, на расстеленном старом тулупе.

Резкий звук повторился – на улице нетерпеливо сигналила машина. Часы показывали половину восьмого утра. За окном было серо и неприветливо, сквозь не рассеявшийся туман сплошным темным задником стояли ели. Те самые ели, что еще по первости, в начале лета заглядывали утром в окошко четко прорисованными отдельными лапами. На живительной зелени проглядывали даже гроздья ладных длинненьких шишек. Маша тогда радовалась пейзажу и представляла себе каждое утро, как чудесно и празднично будет зимой, словно в гостях у Деда Мороза. И до зимы еще далеко, а елки будто сменили настроение, надвинувшись на дом темной сырой массой.

Вылезать из-под теплого одеяла совершенно не хотелось. Маша высунула наружу одну руку, и теплую кожу сразу покрыло пупырышками до самого плеча, холод побежал по руке внутрь. Самое полезное было сейчас зарыться снова под одеяло, перевернуться на другой бок и закрыть глаза, но Незабудка во дворе не умолкала. Маша глубоко вдохнула, резко откинула одеяло, вскочила и принялась поспешно одеваться. Об утреннем бодрящем душе здесь не было и речи: быстренько натянуть носки, впрыгнуть в джинсы, сдернуть спальную майку и, покуда не заледенели спина и грудь, скорее накрыть их футболкой и свитером.

За воротами у старенькой «буханки»—в детстве у них на даче такая же служила «скорой помощью»—топтался субтильный дядька в стареньких чистых джинсах, рубашке в полоску, с ухоженной бородой, стриженный в скобку.

– Доброе утро. Бог в помощь, – говорил он приятным мягким голосом, окая и округляя слова, словно перекатывал во рту кругленькие камушки. – Василий я. Можно Вася.

Вася протянул Маше небольшую, белую, похожую на женскую ладонь.

Ежась от холода, Мария сообразила, что это и есть печник. Здорово, только что ж его в такую рань принесло?

Маша вежливо ответила на приветствие. Рукопожатие его оказалось неожиданно крепким, а ладонь мозолистой и шероховатой.

Вася без лишних слов осмотрел дом, останавливаясь в тех местах, где печи были когда-то. Внимательно выглядывал что-то, приседал, смотрел в потолок, выходил на улицу и глядел на крышу. Закончив осмотр, он задал Маше первый с начала визита вопрос:

– Что бы вы хотели?

Голос его показался Маше более подходящим для детского врача, обращающегося к матери тяжело заболевшего ребенка.

– Не знаю, – растерялась Маша, – скоро зима, а у нас печки нет. Нам бы печку какую-нибудь…

– Зачем какую-нибудь? Вы скажите, что вам нравится.

– Я ничего не понимаю в этом, может быть, на ваш вкус?

– Я сделаю на свой вкус, а вам не понравится. Вам здесь жить, вы уж подскажите. Я так привык, – прошелестел он на одной ноте.

Маша догадалась, что так каши не сваришь. Она собралась с мыслями и попыталась объяснить:

– Я думаю, что к этой зиме нужно что-то самое необходимое. Зимой нам вполне хватит кухни, спальни и одной комнаты, их и нужно отапливать. Можно для этого обойтись одной печкой?

Василий помолчал, еще раз обошел помещения, планируемые Машей к зиме, постучал в стену костяшками бледных пальцев, осмотрел пол.

– При желании все можно с Божьей помощью. Я вам сделаю одну печь с двумя топками, а топить ее вы сможете с кухни или из комнаты, по желанию. Так и тепло сможете регулировать в помещениях, и дрова сэкономите. И духовку сделаю на кухне. Вы ведь, я полагаю, русскую печь не хотите?

Маша плохо понимала, о чем речь, но на всякий случай подтвердила и, осмелев, спросила:

– А камин нельзя? Так уютно зимой сидеть у зажженного камина.

Вася снова обошел комнаты, снова стучал костяшками.

– Можно. Если хотите, то можно и камин в комнате. С Божьей помощью.

– Вы скажите, что мне купить нужно. Да, сколько я вам должна буду за работу?

– Вы не волнуйтесь, если вам понравится, то вы сами решите.

Подобные разговоры Маше не нравились, она знала, что так всегда обходится дороже. Она считала, что цена должна быть названа заранее, а то потом можно будет без штанов остаться. Недовольно возразила: