Буквы ложились на лист, складывались в слова, а те — в предложения. Пыталась выжать из своего рассказа самую суть, чтобы не отвлекаться на эмоции. Замерла, подбирая правильные слова…

Хотелось максимально смягчить информацию, подать ее поверхностно, но не получалось, потому что так страдал Эльдер, а виновата в случившемся была только я. Я виновата, мне и отдуваться.

— Это все? — сухо поинтересовался Ирадий, забирая со стола листок, едва я отложила ручку в сторону.

— Все, — кивнула я в подтверждение, нервно сжимая под столом пальцы в кулаки. — Разрешите идти, товарищ веркомандир?

— Не разрешаю, — пробегался он глазами по строчкам, облокачиваясь о спинку кресла одной рукой. — Ничего из того, о чем бы я не знал или чего не предполагал, ты не написала.

Я жажду подробностей, — издевался он, глядя на меня со странной полуулыбкой.

— Каких подробностей? Я требую, чтобы вы меня наказали!

— Требуешь? — улыбнулся он еще шире, а я не знала, что имситы умеют так улыбаться.

Почему-то от этого становилось еще страшнее. — Значит, сама пришла в палату Эльдера, потому что тебе приснился кошмар? И спали вы под разными одеялами, потому что ты сама напросилась к нему в постель? И как это было, Каролина? Каково это было — так близко находиться к имситу?

— Приятно, — выдохнула я раньше, чем осознала свой ответ. — И целовать его было приятно.

Язык мой — враг мой. Я убеждалась в этом не раз, но сейчас по-другому бы и не ответила. По той простой причине, что отчетливо видела: он специально выводит меня из себя. Все, что касалось нарушения правил академии, я написала в рапорте, а остальные вопросы…

Они были личными. Задавать новобранцу Каре старший группы их не имел никакого права.

Серые глаза в тот же миг налились серебром. Губы сложились в тонкую линию, а скулы заострились, выдавая опасность. Если бы я могла, я бы повернула время вспять, но навряд ли смолчала бы.

А ведь он хотел именно этого. Ирадий хотел меня разозлить.

— Вот, значит, как? И тебе совсем не жалко Эльдера?

— Я сама поцеловала его, — ответила твердо, глядя на мужчину снизу вверх.

— Может, ты и меня тогда поцелуешь? Сравнишь, так сказать. Нет? — резко и без предупреждения, одним рваным движением развернул он кресло к себе, а вместе с ним и меня. Каждое слово он словно вбивал в мое сердце с особой жестокостью: — Тогда я сам тебя поцелую. Для сравнения.

Теплая ладонь внезапно легла мне на шею. Пальцы сжали горло, останавливаясь на той самой грани, когда почти невозможно дышать. Вторая ладонь зафиксировала затылок, тогда как на губы мои обрушился поцелуй. Такой поцелуй, который я могла бы сравнить с ледяными глубинами океана.

Когда легкие обжигает от желания сделать вдох.

Когда кожа горит под воздействием холода.

Когда паника захлестывает, а ты отчаянно вырываешься, пытаешься достигнуть ослепляющего света, что затопил собой все вокруг мерцанием серебра.

Борьба. Настоящая борьба между тобой и целым океаном, который уже поглотил немало душ. Так трудно сделать вдох. Сил не остается. Есть только последний рывок, и ты его совершаешь. Жадно глотаешь воздух, смотришь на мили вокруг и понимаешь, что тебе не вырваться из обжигающих объятий.

Понимаешь, что тебе остается лишь расслабиться, поддаться его соленым водам, которые без сопротивления рано или поздно вынесут тебя на берег.

Чужие руки сжимали талию, гладили спину, ласкали шею. Злость и ненависть ушли, бесследно растворились, позволяя утонуть в море нежности. Едва ли стояла на ногах. Не помнила, когда вскочила с кресла, но теперь желала только одного — чтобы меня держали и не давали упасть.

Открывалась навстречу. Сама не верила в то, что делаю, но Ирадий будто учил меня целоваться. Пленял мои губы неторопливо, лаская каждым касанием, награждая мягкостью за каждый неумелый отклик.

Держалась за его плечи. Да просто впивалась в них пальцами, пока что-то необъятное, волнующее разливалось по телу. Кажется, под кожей собрались тысячи электрических разрядов. Забывала, что нужно дышать, но мужчина дышал за нас двоих. Открыть глаза сейчас было что-то сродни самоубийству, но я все-таки распахнула веки, чувствуя, что поцелуи стали медленнее, реже.

Веркомандир космической армии улыбался, глядя на меня, то и дело опуская взгляд на мои распухшие губы. Теперь целовал с интервалами в секунду, две, три, а может быть и целую вечность.

Прекрасно ощущала, как запоздало загорелись щеки. Как пальцы мелко задрожали от волнения, а страх проснулся где-то глубоко, да так, что ноги подкосились и я все-таки рухнула в кресло.

— Вы же это специально, — проговорила шепотом. Голос то и дело срывался.

— И нисколько не отрицаю этого, — присел Ирадий передо мной на корточки, сгребая мои пальцы в свои ладони. Прикасался губами к каждому пальцу, глядя мне в глаза, ая позволяла, обескураженная его наглостью. — Ты — мое наказание, Карамелька, но одновременно с этим и счастье. Разве я могу тебя отпустить?

— Вы же снова не желаете оставить выбор мне.

— Нет, моя девочка. Выбор по-прежнему за тобой. Просто я не готов сидеть сложа руки.

И кстати, ты наказана. Как минимум дня на три, а точнее на три ночи, которые проведешь на знакомом тебе посту. А теперь пойдем. Нехорошо оставлять твою группу надолго. К сожалению, они и без твоего участия умеют удивлять.

Взгляд…

Как много может сказать один-единственный взгляд. За последние дни Ирадий ловил на себе различные взгляды, но так Каролина смотрела на него лишь единожды — в этом же кабинете. Сейчас в ее голубых глазах было столько решимости, столько упрямства, что мужчина не на шутку забеспокоился.

Забеспокоился о причине, которая подвигла девушку явиться к нему в кабинет после всего того, что случилось этим утром.

Странно, но он помнил каждый ее взгляд. И тот удивленный, когда он первую отпустил ее с полосы препятствий, понимая, что ничего хорошего из занятия не выйдет. Каролина откровенно халтурила и явно пребывала где-то в другом месте, то и дело мягко улыбаясь словно всем вокруг и одновременно никому.

И тот отчаянный взгляд, когда она обнаженная сидела на полу душевой кабинки. Такой взгляд бывает у людей, когда они не видят для себя выхода. Когда им остается лишь слабая надежда, что угасает с каждой минутой.

О да! Ирадий помнил этот взгляд, но никогда не желал увидеть его вновь. Как он допустил подобное? Сам не понимал. Она находилась в его мыслях беспрестанно, и это стало для мужчины самой огромной ошибкой. Эту ошибку он уже, к сожалению, исправить не мог, но именно после этого страшного для Каролины инцидента заставил себя собраться оценивая все имеющиеся для нее опасности.