вид, что вполне удовлетворены моим ответом, и начали задавать всякие глупые вопросы. Потом педагогиня поехала назад в клинику, а я осталась. Симпатичный мужчина провел меня по всему до­му. Зовут мужчину Янос.

Здесь действительно здорово. На первом эта­же кухня с огромным белым деревянным столом. Кухня, как и весь дом, обставлена вполне совре­менно. Рядом с кухней гостиная с камином, в ней много цветов и белое ковровое покрытие. Из гос­тиной можно попасть в комнату, где стоит телеви­зор, и в прихожую, куда выходит дверь жилой комнаты и прилегающей к ней ванной. Тут же сто- ит большой шкаф для белья и старый рояль. Че­рез комнату с телевизором, в которой несколь­ко огромных черных кожаных кресел, можно по­пасть в коридор, ведущий к лестнице в подвальное помещение. Там тоже комната с ванной, а еще бельевая и кабинет воспитателей. А если по ко­ридору пойти в противоположную сторону, то по другой лестнице снова попадешь наверх, к вход­ной двери. Через двор можно попасть ко второй входной двери, а оттуда снова в коридор, который ведет в еще одну прихожую. Там мужская ванная, две комнаты и винтовая лестница вниз, к еще двум комнатам и кладовой. Если не спускаться вниз, а пройти через прихожую, то тут же снова попадаешь на кухню. Пройдешь через кухню —

и вот она, гостиная; проходишь мимо большого стола — и вот кабинет самоподготовки.

Как это звучит: кабинет самоподготовки! Я не стала считать столы, только заметила, что их мно­го. (Наверняка один из них для меня!) Справа, сразу же за входной дверью, лестница, ведущая наверх. Там еще две комнаты, кухня и гостиная; там живут младшие, от семи до тринадцати лет.

Мне велели почистить картошку, чем я тут же и занялась, не выказав ни малейшего неудоволь­ствия. Мужчина, который встретил нас первым, представился как Норберт Бахман. Велел назы- <jU<sj вать его на «ты», что далось мне с трудом, потому что в клинике я привыкла к обращению на «вы». Он показался милым и энергичным, в это время он готовил обед для тех, кто вот-вот вернется с занятий.

И вот они пришли. Все они были со мной чрез­вычайно милы, мы познакомились и поговорили о самых банальных вещах. На сегодняшний день здесь живет пять девушек и три парня. Я познако­милась со всеми, кроме одного парня, который как раз сейчас «сделал ноги». Вместе с еще одним, комната которого наверху. Там живут еще три пар­ня и одна девушка, которых я пока не видела.

Вечером я должна была принять участие в групповой беседе. Я ужасно волновалась, по­тому что никого не знала, мне казалось, что меня

выставляют на всеобщее обозрение. Девять ре­бят, я десятая собрались в домике, похожем на бунгало, который стоит прямо за жилым здани­ем. Виесте с нами были Карлотта, Я нос, малень­кая хрупкая воспитательница по имени Адела, несколько своеобразный воспитатель Луис, стро­гого вида черноволосый мужчина Эрвин и высо­кий бородач с седыми волосами и большим жи­вотом, который оказался профессором, доктором медицины, дипломированным психологом Рафа­элем Расоули. В одной из комнат в квадрат сдви­нуто восемнадцать кресел, в середине маленький _ _ деревянный стол с четырьмя свечками, каждая из которых обгорела в разной степени. Расоули тоже следует называть на «ты» и обращаться к нему по имени. Он предложил мне представить­ся. Как я ненавижу представляться! Но мне не оставалось ничего другого. «Меня зовут София, мне шестнадцать лет, еще совсем недавно я была в клинике, потому что у меня булимия и анорек- сия». Это моя стандартная фраза. Карлотта спро­сила, почему я не возвращаюсь в свою семью. Я не хотела рассказывать, помялась, а потом ска­зала: «Потому что у нас запутанные отношения с отцом, а мама...» Я не хотела этого говорить, особенно здесь. Но Рафаэль заявил: «Ты можешь говорить спокойно, здесь у всех такие же про­блемы».

С тех пор как я научилась разговаривать, мне постоянно внушали, что я никому не должна гово­рить о болезни моей матери. Я всегда должна была скрывать, что у меня такая мать, я стеснялась это­го. А теперь мне предложили высказаться в при­сутствии пятнадцати совершенно посторонних лю­дей. На самом деле это всего-навсего жалкие три слова, но они дались мне с большим трудом. На глаза навернулись слезы, и я прикусила губу, чтобы не разрыдаться. Я уставилась в пол и только через некоторое время произнесла: «Моя мать алкоголичка». Где-то когда-то я читала, что алкоголик очень долго не может признать, что он алкоголик. И я подумала, что мне нисколько не легче сказать такое о матери.

А потом Яуис отвез меня на вокзал. В элект­ричке мне показалось, что моя жизнь опять мо­жет пролететь мимо меня. Завтра я должна пере­ехать со всем своим барахлом.

Среда, 28 октября 1998

·

Сегодня цивилист Пьет отвез меня на своем автобусе в М. Семь голубых пакетов для мусора и два ящика с моими пожитками ему пришлось до­тащить до моей комнаты. Это рядом с кладовкой. Жить я буду с еще одной девочкой, ее зовут Ви-

виан. Вивиан на год старше меня и еще до меня успела побывать в той же самой клинике. Почему? Конечно же из-за булимия что меня слегка напря­гает, потому что она наверняка будет за мной сле­дить и контролировать, сколько я съедаю за день и так далее. И все равно она очень симпатичная, мы сразу же нашли общий язык. Всю вторую по­ловину дня мы обустраивались, вешали картины и болтали о психушке. Управились только к вече­ру. Теперь наша комната самая красивая во всем доме. Она большая, просторная. Достаточно свет­лая хотя и в подвале. А для меня это очень важно. Комната должна быть светлой! Темноты мне было вполне достаточно дома.

Каждый день дежурят два воспитателя. Сего­дня был тот, с классной задницей, Янос, и еще Карлотта. Похоже, что Карлотта умеет владеть со­бой и хорошо контролирует ситуацию. Сразу вид­но, что она строгая. Она, конечно, не холодная, этого нет, но стоит ее увидеть, как сразу же пони­маешь, что это личность авторитетная. Да и внеш­ность у нее соответствующая. Сегодня Карлотта упакована в черный брючный костюм. Ее густые светлые вьющиеся волосы зачесаны на левую сторону, а одна прядь постоянно падает на глаза. Привычным движением головы она отправляет непокорную прядь на место, а если это не помо­гает, то дальше следует затренированное движе­ние рукой. Этот процесс я имела возможность пронаблюдать за сегодняшний день раз пятьде­сят. У нее широкое лицо и очень большой рот. Когда она его открывает, то кажется, что перед то­бой широкоротая лягушка. Но еще хуже, когда она смеется, потому что широкоротая лягушка как по волшебству превращается в широкоротого носорога. Но ведь всем известно, что носороги весьма симпатичные животные, разве не так?

Янос совсем другой, он как старший брат. Если бы я захотела, я бы могла влюбиться в его зад. Но меня не тянет влюбляться в чей-то, пусть и весьма выразительный, зад.

Сегодня мы с воспитателями идем гулять в лес. Здесь это называется «групповое мероприятие». Было бы очень скучно, но, к счастью, мы мало зна­комы, поэтому куча времени ушла на то, чтобы че­тыре раза поведать собственную историю и вы­слушать восемь чужих. Это совсем непросто, при таком количестве новых лиц и историй соотнести их друг с другом.