В разговор вмешался посланник вождя, украсивший себя зеленым пером. Он затараторил, показывая на общую хижину.

– Нас приглашают на пир, – пояснила Камила, носилки которой подхватили два молодых индейца.

Вскоре все сидели перед импровизированным столом, накрытым прямо на земле. Вечерний свет, пробивающийся сквозь листья на крыше, ложился косыми полосами на еду, утварь и фигуры людей. Унчун сидел во главе «стола», почти не обращая внимания на гостей.

Морин и Быков с жадностью накинулись на рыбу, запеченную в глине. Ее следовало заедать густой похлебкой оранжевого цвета. А еще гостям постоянно подавали наполненные напитком чаши, сделанные из половинок плодов, похожих на тыквы.

От первого глотка Быкова чуть не стошнило: травы, на которых был настоян местный алкогольный напиток, были очень горькими и обладали отвратительным запахом. Но после двух чаш Быков привык к специфическому вкусу, а после четвертой его вообще сморило. Слушая отдаленный хохот индейцев, Быков почувствовал, как его ведут куда-то; он рухнул, как только его перестали поддерживать, и отключился.

Выйдя из хижины, Быков не сумел определить, вечер сейчас или утро. Солнца видно не было. Все было серым в сером воздухе, каким он бывает перед рассветом или сразу после захода солнца. От такого освещения на душе сделалось тревожно. Но хуже всего было полное отсутствие людей и вообще каких-либо живых существ. Вокруг стояла мертвая тишина.

Решив, что все попрятались, чтобы напугать его, Быков пошел по кругу, вглядываясь в сумрак, царящий под навесами. Отовсюду на него глядели глаза, блестящие и злые. Иногда до его слуха доносились шепот и злорадное хихиканье. Решив, что лучше поскорее убраться отсюда, Быков стал искать выход из поселка.

Выяснилось, что покинуть это проклятое место можно только по земляным ступеням, ведущим куда-то вверх, в туман. Торопясь, Быков полез туда и тут же понял, что за ним началась погоня. Он хотел ускорить подъем, но ступни стали вязнуть в земле, которая почему-то оказалась раскисшей. Да и ноги отяжелели до такой степени, что каждую приходилось поднимать обеими руками и ставить на ступеньку. Понимая, что его сейчас схватят, Быков замычал, задергался и проснулся.

Испытывая неимоверное облегчение, он некоторое время лежал неподвижно, прислушиваясь к беспорядочным толчкам сердца. Это был сон, всего лишь страшный сон. Да, здорово он вчера набрался! Голова как чугунная, во рту будто мышь сдохла, сил нет даже на то, чтобы оторваться от циновки.

И все же Быков поднатужился и сел, озираясь. Солнечный свет снаружи давал понять, что утро давно началось, так что некоторым лежебокам пора было вставать. Обнаружив рядом с собой ореховую скорлупу с водой, Быков жадно напился. Его вещи лежали рядом, а рюкзак Морин валялся возле пустой циновки, но самой ее в хижине не было. Почему не разбудила? Понятное дело. Не захотела иметь дело с беспробудным пьяницей…

И угораздило же его вчера надраться! Ох и коварное пойло у этих дикарей. По вкусу напоминает забродивший фруктовый сок, а с ног валит не хуже водки. В следующий раз нужно быть осторожнее. «Надеюсь, – подумал Быков, – праздники у них не часто. Иначе никакого здоровья не хватит».

Он уже собирался лечь опять, чтобы переждать приступ тошноты, сопровождающийся головокружением, но тут какой-то мохнатый шарик плюхнулся ему на плечо и скатился на пол. Глянув вниз, Быков решил было, что видит перед собой комок волос или шерсти, но из него внезапно выдвинулись ноги, и комок сместился в сторону.

В следующее мгновение Быков вскочил, словно подброшенный невидимой пружиной. Прямо перед ним, готовый впиться в его босую ступню, находился мохнатый паук размером с теннисный мячик. Не нужно было обладать ученой степенью по арахнологии, чтобы определить: это ядовитая и крайне опасная особь.

Попятившись, Быков увеличил дистанцию между собой и членистоногим. Но тому это не понравилось. Глаза паука, напоминавшие две красные бусины, злобно сверкнули. Быстро перебирая лапками, он побежал в сторону человека и без видимых усилий вскарабкался по древесному стволу, служившему опорной колонной для хижины. Его проворство и бесстрашие пугали. Паук очутился на одном уровне с лицом Быкова и посмотрел ему в глаза. Его собственные глазки показались человеку каплями крови.

Встрепенувшись, Быков стиснул кулак и нанес удар. Это был очень быстрый и сильный удар, от которого суставы пальцев стесались до крови. Быков вмазал по дереву, а паук чудесным образом перенесся десятью сантиметрами выше. Он не бежал и не прыгал. Он просто пропал в одном месте и возник в другом. И не проявлял желания убегать или скрываться. Паук словно дразнил человека. Словно предупреждал, что никуда не денется, когда стемнеет. Но Быкова это не устраивало. Ему совершенно не улыбалось провести ночь в компании мохнатой твари.

Следующие пять или десять минут Быков гонялся за пауком по всей хижине, пытаясь расплющить его то кулаком, обмотанным футболкой, то ногой, предусмотрительно обутой в кроссовку. Бесполезно! Паук всегда успевал улизнуть прежде, чем Быков до него дотрагивался. Это было какое-то издевательство. Потеряв терпение, Быков схватил палку и стал орудовать ею, пока не выдохся. Собираясь с силами, он заметил чье-то присутствие и, повернув голову, увидел за порогом двух индейцев. Оказывается, они давно наблюдали за ним, беззвучно смеясь.

Как только необходимость таиться отпала, один из индейцев сделал жест, призывая Быкова посторониться. Тот подчинился. Индеец поднял лук, наложил стрелу и почти не целясь спустил тетиву.

Плонк!

Паук, пригвожденный стрелой к стене хижины, заскреб лапами по дереву и испустил дух вместе с зеленоватой слюной. Быков, потрясенный такой меткостью, одобрительно поцокал языком и выставил большой палец, забыв, что ачега вряд ли знают значение этого жеста. Но, надо полагать, индеец его понял, потому что приосанился, горделиво выпятил грудь и, поманив Быкова, стал показывать ему свое оружие.

Индейский лук был длиной около полутора метров и натянут так туго, что на тетиве можно было бы играть как на струне. Тростниковая стрела была снабжена наконечником из шипа, твердого как железо. Заметив интерес Быкова, индеец показал ему, что наконечник снимается и может быть заменен другим: костяным или даже железным, на выбор. Железный наконечник показался Быкову очень древним, сохранившимся еще с тех времен, когда испанцы методично истребляли туземцев Американского континента.

– Старый, – произнес Быков, показывая на наконечник. – Острый.

Он не знал, что еще сказать. Индейцы тоже что-то пролопотали и отправились по своим делам.

Щурясь от солнца, Быков вышел на площадку. Все жители поселка были чем-нибудь заняты: одни готовили пищу, другие мастерили какую-то утварь, третьи выделывали шкуры, четвертые рукодельничали. Все это были женщины и дети. Тощая старуха, на которой не было ничего, кроме бус, расположилась прямо в пыли и что-то кроила с помощью рыбьей челюсти, которую использовала вместо ножниц.