– Ну да, а хотя, может быть, ты и прав, с него бы сталось. Проигрался бы в карты, выпил, как обычно, в ресторации безо всякой меры и пошёл бы свою злобу в крови топить. Вполне реально, – немного подумав, кивнул барон головой. – Принимается! Но один козырь Думашева остаётся у нас пока не битым. Это обвинение твоих солдат в краже военного имущества. Да понимаю я, понимаю всё, что для дела вам этот новый английский огнепроводный шнур был нужен, – поднял он ладонь, увидев, что Лёшка пытается ему что-то возразить. – Но ты вот сам посуди, ни по каким интендантским или там по канцелярским бумагам ведь это всё не проходит. Официального прошения о его поставке к вам ранее не было. А вся эта ваша хитрая сделка с трофейным карабином, белой мукой и шнуром, – и барон усмехнулся, видя, как Лёшка краснеет, – всё это в глазах правосудия есть чистой воды преступление, Егоров. Хорошо хоть, что ни один из задержанных не признался, где они и как всё это проворачивали, не то втянули бы сюда ещё кучу народа, всех этих жадных интендантов и голодным минёров подтащили бы к расследованию. Все бы тогда на каторгу или на эшафот загремели. А как ты хотел, за ковш краденой муки у нас вздёргивают, а тут привезённый из-за моря самый новый огнепроводный шнур, за который чистым золотом из казны плачено! Тут нужно будет подумать. И самое главное, как обезопаситься от этого Думашева, ибо зная сего господина, с полной уверенностью тебе скажу, что второй раз спустить ваше дело на тормозах уж он-то точно теперь не даст. Так-так-так… – барон опять замолчал и надолго задумался, опять что-то чиркая на своей бумаге.

Так они просидели ещё где-то около получаса. Наконец Генрих Фридрихович хмыкнул и посмотрел с прищуром на Егорова. – Ну что, Алексей Петрович, пришло время совершить тебе и всем твоим людям великий подвиг! Только так, сделав невероятное, мы сможем убрать все, подчёркиваю, все вопросы к твоим людям, к тебе лично и вообще к этой теме особых егерей. Тут уже, как говорится, «или пан, или пропал». Готов рисковать, подпоручик?

– Так точно, Ваше высокоблагородие! Всегда готов! – прокричал, вскочив с места, Алексей.

– Тихо, тихо, Егоров, не то сейчас сюда вся комендатура сбежится, – притормозил этот поток кипучей энергии барон. – У тебя и так уже слава отмороженного на всю голову, а эти ведь разбираться не будут, начнут сразу же с ходу стрелять, меня ещё ненароком зацепят. Так, сейчас ты идёшь в расположение своей команды, приводишь себя в надлежащий вид, моешься, стрижёшься, пусть тебе мундир хорошо подправят, подошьют его и постирают. А завтра после утренней зари, опосля завтрака, являешься как чистый огурчик ко мне. Пойдём с тобой к одному о-очень интересному и важному человеку, Егоров. Которому я бы тебе о-очень настоятельно рекомендовал бы постараться понравится. А пока давай, получай у дежурного комендантского офицера всё своё изъятое оружие с амуницией и вперёд, двигай в своё расположение. Я тебя уже снял из-под ареста, и все бумаги, которые для того были нужны, мной там выправлены. – И видя, как переминается Лёшка с ноги на ногу, со вздохом спросил: – Ну что там у тебя ещё, Егоров?

– Генрих Фридрихович, а ребята как же? Я-то вот к себе пойду, а они там, – пробубнил, упрямо глядя в пол, егерь.

– Лёшенька, мило-ой, – с какой-то издёвкой ответил ему полковник. – А это уже от нашего завтрашнего утреннего разговора будет зависеть, выбьем мы тот последний козырь у Думашева или же на эшафот их обоих спровадим!

– …Ну вот, господа унтер-офицеры, так и сказал их высокоблагородие, пообещал только, что им двойную норму начнут давать, а то на арестантской там ноги протянешь, – рассказывал своим младшим командирам последние новости Егоров. – Так что завтра с утра всё у нас и решится, даже и не знаю, с кем там меня наш полковник сведёт. И какую такую невыполнимую задачу они мне там поставят. По большому счёту-то в верхах вообще ничем не рискуют, ну не получилось ничего у егерей, порубали их всех на дальнем выходе, ну и ладно, зато не будут более никого беспокоить и людей не станут будоражить.

– Кхе-кхе, – кашлянул самый старый унтер Карпыч. – Так-то оно так, вашбродь, есть, канешна, немного опаска, что не справимся мы с энтим заданием, что нам наверху задумали. Но опять же, с другой стороны как поглядеть, значит, доверяет нам высокое командование. Надеется оно только на нас, потому как нет никого более, кто бы с энтим вообще справиться смог. Ценят! А было бы по-другому, так давно бы уже по полкам разогнали, али после той площади всех бы под арест упекли. Чай, нашли бы штабные охфицеры, за что. Не-е, нужны мы им такие. Да и рисковать-то нам, поди, уже и не привыкать, а без того как вообще солдату быть, у него что не баталия или поход, то всегда какой риск. Ничё-ё, вашбродь, пробьё-ёмся!

– Пробьёмся! – загомонили остальные командиры. – Не волнуйся, Ляксей Петрович, нас просто так не возьмёшь! Даже беслы вон клыки обломали и нам свои волчьи хвосты оставили!

– А самое главное, это то, что мы своих ребятишек выручим. Не дело это – егерей под петлёй оставлять, – подвёл итог всему разговору Карпыч. – Так что вы, пожалуйста, кушайте, вашбродь, а опосля пожалуйте опочивать. Чтобы завтра, как их Высокоблагородие сказал, вам бы как огурчик с утреца быть. А мы тут пока всё по мундиру и по вашей амуниции сообразим. Встанете на заре, как на парад у нас вырядитесь!

– Вот это я понимаю офицер! Вот это я понимаю имперский егерь! – улыбнулся барон, оглядывая чистого, опрятного, розовощёкого подпоручика, стоявшего по стойке «смирно» в выглаженном мундире, в начищенных до зеркального блеска сапогах и с навитыми, напудренными буклями и косой.

– А шинелку всё же накинь, Алексей, – посоветовал барон. – Холодно нынче на дворе, заколеешь, пока до места дойдём, там её в доме-то и скинешь, да в своём доломане уже останешься.

Путь до нужного большого каменного дома оказался недалёким. Нужный человек жил от штаба недалеко, но конец декабря, начало января было самым холодным временем в Южной Валахии, и морозец пощипывал за щёки, пока они шли.

Прислужник, седой дядька, принял у посетителей верхнюю одежду, а молоденький прапорщик, представившийся адъютантом его превосходительства, пригласил офицеров наверх.

– Генерал-майор Григорий Александрович Потёмкин ожидает вас, – адъютант широко распахнул двери в ярко освещённую залу, и Лёшка «на автомате» шагнул вслед за бароном. Там, впереди, буквально в десяти шагах от него стояла живая легенда: будущий фельдмаршал, всесильный фаворит императрицы и будущий светлейший князь Таврический, основавший целый южный край с десятками городов, названный Екатеринославской и Таврической губерниями. Именно в них он и стал самым первым генерал-губернатором. Ему удалось реализовать свой проект присоединения к империи Крыма и основать Черноморский военный и торговые флота. А будучи назначенным президентом Военной коллегии, провести грандиозную военную реформу армии, модернизировав её и убрав многие косные, мешающие развитию порядки. Потёмкин, человек взрывной, кипучей творческой энергии и высочайших организаторских способностей, и вот Лёшка стоит перед ним!

Тело среагировало само, каблуки сапог щёлкнули о паркет пола, а сам он застыл в строевой стойке. Докладывал генералу о прибытии сам Генрих Фридрихович. Егоров лишь таращился на высоченного здоровяка с чёрной повязкой на голове. Лицо генерала с орлиным носом и с высоким выпуклым лбом было очень выразительным. Красиво выгнутые брови, прекрасный цвет кожи с лёгким румянцем на щеках, мягкие светло-русые вьющиеся волосы, ровные, ослепительной белизны зубы. Такие мужчины, да ещё и окружённые ореолом могущества, богатства и блеска, бывают неотразимы для женщин. Даже потеря зрения в одном глазу не портила его внешнего вида.