— Какая?

— Когда вы будете в полиции, говорите.

— Да, но что мне лучше им рассказать, мистер Мейсон?

— Все. Я хочу, чтобы вы описали репортерам и полицейскимсвое безрадостное детство, свои мечты о Голливуде и свое отчаяние, когда вашемаленькое наследство исчезло вместе со Стонтоном Вестером Гладеном.

— Но ведь это значит дать им лишний козырь: Гладен меняобманул — я решила его убить. Я сама признаюсь в том, что у меня были причинысовершить преступление…

— Вы совершенно правы, Эвелин. Но рано или поздно они и самибы до всего докопались. Будет гораздо лучше, если они услышат эту историю отвас. Вы станете героиней душераздирающих рассказов. Журналистам будет интересналюбая деталь, любая мелочь из вашего прошлого. Отвечайте на все их вопросы. Ине забывайте повторять, что всю жизнь мечтали быть актрисой.

— Мистер Мейсон, а может быть, вообще не стоит упоминать обэтом? Они наверняка решат, что я играю очередную роль, чтобы разжалобить их и…

— Это именно то, что нам нужно. Пусть газетчики ломают себеголову над тем, кто вы. Пусть решают, на кого вы больше похожи — на искуснуюпритворщицу или на честную простушку, чем больше споров вокруг вашего имени,чем больше статей о ловкой актрисе или о прямой искренней девушке, тем большенароду узнает о вас, тем больше у вас шансов стать знаменитой.

— Умница, Полли! Полинька хочет печенья? — вмешался попугай.

— Вы думаете, мне не надо ничего скрывать?

— Абсолютно ничего. Как только вы начнете лгать, ваш рассказперестанет быть убедительным. Вы будете путаться, замолкать, боясь сказатьчто-нибудь лишнее, и любой репортер поймет, что дело нечистое. Я хочу, чтобы вымогли, без страха глядя им в глаза, горячо доказывать свою правоту.

— А с полицейскими?

— И с полицейскими. Говорите им всю правду. Говорите им,повторяйте им свою историю снова и снова, столько раз, сколько они потребуют.Расскажите им все от начала и до конца.

— Я рада, — проговорила Эвелин.

— Чему?

— Тому, что вы просите меня быть искренней. Ведь ядействительно не виновна.

Последнюю фразу Эвелин произнесла, глядя прямо в лицоМейсону широко распахнутыми глазами.

— Неплохой трюк, — произнес адвокат.

— Какой трюк? — удивленно переспросила она.

— Раскрывать пошире глаза, когда вы смотрите на человека ихотите, чтобы он вам поверил.

— Это не трюк, мистер Мейсон. Я говорю чистую правду. Я…

— Я вам верю, — усмехнулся Мейсон. — Я всегда доверяю своимклиентам. Но эти расширенные глаза все-таки актерская уловка. Я уже не в первыйраз замечаю у вас похожие жесты.

Эвелин с минуту помолчала, обиженно изучая складки наодеяле, внезапно она рассмеялась.

— А знаете, вы, наверное, правы! Я столько раз тренироваласьперед зеркалом, что иногда не отличаю уже естественное от театрального. Я дажепо-настоящему рассердилась, когда вы сказали, что я нарочно это сделала. Насамом деле всем этим приемам меня научил Гладей. Странно, что я вдруг вспомнилао них, разговаривая о… о его смерти.

— Врач, к которому мы обращались, — продолжил Мейсон, —чувствует себя не в своей тарелке. Полиция разослала ваши приметы, и он думает,что обязан заявить о том, что принимал вас. Тем более что сейчас состояниевашего здоровья уже не внушает ему опасения. Ему придется позвонить в участок исообщить, что вы находитесь в доме у мисс Стрит. Приготовьтесь, за вами скороприедут.

— Сколько у меня времени?

— Достаточно, чтобы принять душ и одеться. Приготовившисьвставать, Эвелин взялась за край одеяла.

— Мы с Деллой будем ждать в соседней комнате, а вы идите вванную и приводите себя в порядок. Полицейские будут здесь минут черездвадцать.

— Я думаю, нам придется довести это дело до конца, —вполголоса проговорил Мейсон, как только они с Деллой оказались за дверью, —отступать уже поздно.

Возможно, я не прав, но лицо этой девушки внушает мнедоверие.

— Внушающее доверие лицо, а фигура и того лучше, — лукавозаметила Делла.

Словно вторя ей, в комнате пронзительно захохотал попугай.

Фрэнк Нили чувствовал себя актером, в первый раз выходящимна сцену. В зале суда собралось немало народу. В деле были замешаныголливудские знаменитости, и газеты наперебой кричали о «загадке Эвелин Багби».Подходя к столику защиты, молодой адвокат видел направленные на себя со всехсторон камеры. То и дело глаза слепила вспышка, репортеры, расталкивая другдруга, старались подобраться поближе.

— Ох, мистер Мейсон, — шепотом произнес Нили, — теперь-то японимаю, какой я был дурак, когда вообразил, что способен вместе с вами вестиэто дело…

— Не смущайтесь, — также шепотом ободрил его Мейсон. —Главное, не упустить ничего из показаний свидетелей и суметь обернуть их напользу подсудимой.

— Если сержант Голкомб правильно восстановил картинупреступления, боюсь, нашей клиентке придется нелегко.

— Когда полиция описывает преступление, подсудимые всегдавыглядят виновными. Единственное, что мы можем сделать, еще раз внимательноизучить факты. Смотрите, вот и судья. Кажется, начинаем.

В зал вошел судья Киппен. Призвав суд к порядку, онпровозгласил:

— Слушается дело Эвелин Багби.

— Обвинение готово, — сказал прокурор.

— Защита готова, — подтвердил Мейсон.

— Приглашайте свидетелей, — произнес судья, взглянув всторону Джофри Страуна. Этот известный юрист, сравнительно недавно занявшийважный пост в городской прокуратуре, не один раз высказывал желание «сойтись» взале суда с Мейсоном, чтобы «посмотреть, кто кого». Первым был вызван ГарриБоулс.

— Вот уж кому действительно место за решеткой, —наклонившись к Мейсону, вполголоса произнес Нили.

Словно угадав чувства, обуревающие молодого адвоката, ДжофриСтраун язвительно улыбнулся и, дождавшись, когда свидетель присягнет и назоветсебя, задал первый вопрос:

— Свидетель Боулс, были ли вы знакомы со Стивеном Меррилом?

— Да, сэр.

— Вы знаете, что с ним сейчас?

— Да, сэр. Он мертв.

— Видели ли вы тело Стивена Меррила?

— Да, сэр, видел. — Где?

— В городском морге.