class="p1">Конечно! Конечно! Если бы не Хлопотунья, Айрис еще долго ломала бы себе голову. Вот что было сегодня не таким — погода! И на Совете упомянули Зиму. Киану, кажется, говорил о зимовке растений. Зима — Айрис попыталась представить себе, что это такое. Проведя всю жизнь в металлической скорлупе космического корабля, где даже день и ночь сменяют друг друга в порядке, установленном людьми, трудно, нет, невозможно понять, что такое Времена Года. Но Айрис учили, готовили к тому, что она будет жить на Планете. А значит, познакомится не по голограмме, не по иллюстрациям, фильмам и с весной, и с летом, и с осенью, и, конечно, с зимой. Их Экспедиция высадилась на Терру очень удачно — в начале здешнего лета. Самое подходящее для акклиматизации время. К счастью, за период, прошедший от даты Экспедиции Звезды Копья до их высадки на Терру, ее параметры относительно Солнца — наклон оси, соотношение перигея и орбиты — изменились на пренебрежимо малую величину. И Пионеры высадились на Терре, как и было рассчитано, в начале лета. И Айрис, при всех ее «проблемах» со здоровьем, чувствовала себя здесь очень комфортно. Небольшие перепады дневной и ночной температур, невысокая влажность создавали приятную атмосферу. Она чувствовала себя так, как на Коло. Нет, лучше! Гораздо лучше! Здесь было пространство! Воздух! Небо! Облака! Ветер! Здесь ты не знаешь, как изменится погода в любую следующую минуту. Затянут ли небо легкие облака или весь день на небе не появится ни тучки. А может быть, вдруг легкий ласковый ветерок переменится и пригонит «стадо» пухлых плотных облаков, которые, тоже вдруг, прольются теплым дождем. Да, да — все было хорошо, прекрасно. И Айрис уже планировала более длительные, настоящие прогулки. Не все же ей «утюжить» свою лужайку. «Утюжить» — еще одно слово, вызвавшее бурное негодование Хлопотуньи.

Употреблять слова, выражения, толком не зная их истинный смысл, этимологию!

Хлопотунья зачастую бывает удивительно дотошна.

— Я выяснила все, что касается этого слова. И не понимаю, какое отношение оно имеет к твоим реабилитационным занятиям. А ты, Малышка, ничего этого не знаешь, но сразу поняла, что имел в виду доктор Серж-Симеон!

Конечно, Айрис поняла доктора. Как она могла не понять! И не только поняла, она помнит тот разговор, впечатление, которое он произвел на нее. Первое время после того, как Айрис покинула Амбулаторию, Доктор Серж-Симеон посещал свою пациентку каждый день. Убедившись, что все его предписания скрупулезно исполняются и Айрис не манкирует физическими упражнениями, Доктор стал появляться в Резиденции реже. А уж после того, как она смогла обойтись без компенсационного костюма и даже самостоятельно сделала несколько робких шажков, Доктор начал приходить время от времени. Этакими неожиданными «налетами»-посещениями он хотел застать Айрис врасплох, не дать ей расслабиться. Знал бы он, что и «расслабиться», и «не довести дело до конца» — понятия, отсутствующие как в словаре Айрис, так и, что не менее важно, в словаре Хлопотуньи. Не далее как вчера доктор Серж-Симеон, к своему великому изумлению, застал Айрис, медленно кружащуюся под легкую, еле слышную музыку. «Выученная» Хлопотуньей Дверь очень тихо приветствовала Доктора, и, незамеченный, он — со смешанными чувствами, разбираться в которых почему-то не хотелось, — какое-то время наблюдал, как стройная то ли женщина, то ли подросток, закрыв глаза на обращенном к небу лице, движется в милом безыскусном танце. Хлопотунья — она хорошо усвоила урок — приказ «угощать» — вынесла из дома столик с угощением. Этот шум заставил Айрис прервать танец. Она ужасно засмущалась, раскраснелась, поняв, что Доктор уже какое-то время наблюдает за ней.

— Вам нечего стесняться, Айрис. Вы двигаетесь превосходно.

Ах, ей никогда не привыкнуть к этой людской бесцеремонности. Пришел без приглашения, хорошо — он врач. Но стоял, наблюдал за человеком, который об этом не знает! Или это нормально? А ее жизнь в «одиночной камере» сделала такой… вот такой. Или — и это самое неприятное — я для него не человек — пациент, подопытный любопытный экземпляр… лучше не думать…

Айрис смогла скрыть свое недоуменное раздражение.

— Вы снисходительны ко мне, Доктор. Вряд ли это может кому-то, кроме меня, нравиться. Но эта музыка, эти движения, они каким-то, не объяснить, образом действуют на меня. Мне кажется, я стала легче двигаться. И на жизнь смотрю веселее. Можно так сказать?

— Конечно, Айрис. Вы большая умница. И не только сказать так можно. Знаете, только не сердитесь потом за то, что я скажу. Я не собирался, но раз уж вы начали…

— Доктор, не томите. Присядьте. Вот — вода, печенье. Говорят, оно прибавляет смелости.

— Знаю, это Эрин. Он непревзойденный мастер, наш Карго.

— Эрин? Я знаю: в его Службе и пекари, и булочники, повара, но…

— Вас не полностью информируют, моя уважаемая Руководитель Совета. Эрин решил увеличить выпуск этого малокалорийного, легкого печенья.

— Это не я — вы плохо информированы, Доктор. Эрин не решил — рекомендовали диетологи. В рационе Пионеров слишком много сложных углеводов. Практически вся пища была искусственного происхождения. Надо было начать перестраивать рацион. Отвлечь людей от привычных, даже любимых блюд и продуктов. Вот Диетологи и выяснили — придумали, что печенье подавляет страх и внушает уверенность. «Не зря же его едят на Заседаниях Совета», подумают.

— И?

— И начнут заказывать его вместо сдобной булочки.

— Ну, раз таков ваш вариант, маркетинговый шаг, спорить не буду. По секрету скажу: оно и мне поначалу не очень понравилось. А сейчас привык. Люди привыкают. А если есть мотивация — привыкают очень быстро.

— Мотивация и профессиональная поддержка — не забудьте, Доктор.

— И здесь вы правы, Айрис. Так вот, о профессиональном. Вы уникальная женщина, Айрис. Нет, не протестуйте. Выслушайте. Ваша уникальность — вы обещали не обижаться — и в вашем рождении, и в образе жизни. Для любого врача, этнографа, психолога — неважно — серьезного ученого изучать вас, если бы это было возможно, огромная удача! Но! Вы, Айрис, — это вы! И изучать, в том понимании, о котором вы подумали, об этом никто и помыслить не посмеет. Однако! И с этим вам придется смириться: то, о чем я говорил, ваша «уникальность», вернее, благодаря ей — болезнь, поразившая практически всех Пионеров на Терре, у вас проявилась в «чистом» виде. Без наслоений социума, культуры и прочего. Именно на вашем опыте, наблюдая за вами, мы пришли к выводу о психосоматическом характере «заболевания». Надеюсь, поняли, как его лечить. Вот теперь, если хотите, сердитесь. Но учтите: я съел ваше печенье.

— Сердиться, я уверена, не стоит. Рада, что смогла