Тем не менее в голосе женщины звучал страх, и я поняла, что она рискует ради меня.

Кадир шагнул к ней, и Шира, поспешно встав на ноги, схватила меня за локоть и подтолкнула к выходу.

— Вечером, как стемнеет, — шепнула она, — у Стены слёз!

Стена слёз ограждала гарем с востока, где посреди небольшой полянки в саду возвышалось самое величественное дерево, какое я только видела в своей жизни. Чтобы обхватить его, потребовалось бы три таких, как я, а раскинутые ветви касались верхушки стены.

По рассказам обитательниц гарема, на этом месте тысячу лет назад султима Сабрия ждала с войны своего мужа принца Азиза, который уехал на восточную границу, оставив жену в гареме. Она хотела быть как можно ближе к нему и поэтому стояла здесь день за днём, проливая потоки слёз, и дерево росло, поднимаясь всё выше и выше. Когда верхушка его поднялась над стеной гарема, Сабрия забралась туда, чтобы взглянуть на восток. В тот день женщины нашли её на земле рыдающей и бьющейся об стену. Безутешная, она плакала ещё три дня, а потом пришли вести, что султим Азиз погиб в сражении. Вот что, оказывается, разглядела Сабрия с вершины дерева через стены, пустыни, города и моря.

В тусклом свете моей масляной лампы Стена слёз ничем не отличалась от других в гареме. Побеги цветущего багрового плюща оттенка солнечного заката карабкались по каменной кладке, словно пытались скрыть, что она ограждает тюрьму.

Отодвинув плющ, я приложила ладони к стене и ощутила странные бороздки. Поднесла лампу ближе — и впрямь как следы ногтей!

— И рыдала она беспрерывно семь дней и семь ночей… — Я вздрогнула и обернулась, услышав язвительный голос за спиной. На Шире был тёмно-синий халат, терявшийся в сумерках. — Пока султан, не в силах больше терпеть, не повесил Сабрию на самом верху дерева, где только звёзды могли слышать её плач.

Я уронила руку.

— Кто бы мог поверить, что в гареме случается такая любовь.

— Любой, кто не думает, как ты, об одной себе, — парировала она.

В ответ хотелось упомянуть Кадира, не более любимого ею, чем до того Нагиб, но Шира вновь положила руку себе на живот, и я осеклась. Ради любви на что только не решишься. Так бывает не только в сказках. Шрам у меня на бедре, оставшийся с Ильяза, был тому свидетельством.

— Ну так что теперь? — Я выжидающе подняла бровь, в своё время научившись этому у Жиня.

— Теперь будем ждать, сестрица. — Шира устало прислонилась к громадному стволу и глянула наверх.

Я послушно устроилась рядом.

— Долго ждать-то?

Она ещё сильнее запрокинула голову.

— Может, и долго, не знаю. Из города плохо видно небо.

Цепляясь волосами за грубую кору, я тоже вгляделась в сплетение ветвей в вышине. Тёмное небо кое-где проглядывало, но звёзды в сиянии городских и дворцовых огней было не различить.

— Так что, — вновь заговорила Шира, помолчав, — ты и правда с мятежным принцем? — Она что-то теребила в руках, и я разглядела конец верёвки, спускавшейся сверху, а на верхушке дерева, торчащей в небе над стеной гарема, болтался лоскут ткани.

— Правда, — кивнула я, гадая, кому она сигналит. «Вдруг ловушка? Придётся рискнуть, ничего не поделаешь».

— Кто бы мог подумать? — усмехнулась сестра. — Сразу две девчонки из Пыль-Тропы связались с королевскими особами. Как там учил святой отец?.. — У неё вновь прорезался акцент Захолустья. — «Тот, кто пресмыкается в ногах у власти…»

— «…Часто бывает ею растоптан», — закончила я, сама не зная, с какой стати разговорилась. Наверное, потому, что больше особо болтать и не с кем. Лейла — милая девочка, но всё же дочь султана, а о Тамиде не хочется и думать. Похоже, тот друг моей юности так и умер, истекая кровью, на улице в Пыль-Тропе.

Чёрные глаза Ширы встретились с моими синими, и между нами проскочила искра понимания. Мы обе связали свою судьбу с сильными мира сего, просто на разных сторонах. Если один и возвысится в конце концов, то другого растопчут, и не иначе.

— Шира… — начала я, ещё толком не зная, что скажу, но так и не закончила.

Из Стены слёз крадучись вышел мужчина.

Да-да, прямо из стены.

Я видела много чудес в исполнении самых разных демджи, но ничего подобного не ожидала, врать не стану.

Мужчина был реальный, из плоти и крови, хоть и одетый по-нашему, но не мираджиец. В свете масляной лампы блестела светлая кожа, а куфию на буйной шевелюре песочного цвета повязывали явно неумелые руки. Глаза почти такие же синие, как у меня, — в первый миг я даже приняла его за демджи.

— Благословенная султима… — В тихом голосе слышался чужеземный акцент.

Незнакомец встал в полный рост, и я рассмотрела его внимательнее. Таких блестящих сапог до колен ни у кого в пустыне не встретишь. Брюки заправлены в голенища, белая рубашка расстёгнута на груди. Сделав эффектную паузу, он шагнул вперёд, но зацепился рукой за плющ и не сразу выпутался, слегка подпортив впечатление. Однако быстро исправился, сорвав той же рукой цветок и с изящным поклоном преподнёс его Шире.

— Твоя красота расцветает всё пышнее с каждым днём!

Плохо повязанная куфия упала на плечи чужеземца, и я лучше разглядела лицо. Он оказался ненамного старше нас, а россыпь веснушек на носу делала его ещё моложе. Северянин, но не галан, их я повидала немало, да и слова выговаривает совсем не так.

Снова выпрямившись, он забросил конец куфии за спину, словно плащ. Шира взяла цветок и поднесла к носу, вдыхая аромат.

Вот, значит, как она получала запрещённые вещи. А судя по взглядам незнакомца, возможно, от него и забеременела.

Только теперь он посмотрел на меня.

— Это… — начала Шира, но он не дал ей закончить.

— Позволь, я представлюсь сам! — Он порывисто схватил мою руку и потянул к губам. Я еле удержалась, чтобы не вырвать её, припомнив уроки приличных манер от Шазад. — Тем более такой прелестной юной особе… — Поцеловав мне руку по своему странному чужеземному обычаю, он выпятил грудь и гордо объявил: — Моё имя — Синеглазый Бандит!

Я подавилась смехом и мучительно закашлялась, складываясь вдвое. Шира неловко похлопала меня по спине.

— О да, я знаю, моя слава опережает меня! — снисходительно улыбнулся чужеземец, пока я силилась прийти в себя. — Не пугайся, на самом деле я не такой уж страшный. При Фахали от моей руки пали не тысячи солдат. — Он с заговорщицким видом наклонился, продолжая сжимать мои пальцы, и шёпотом продолжил: — А всего лишь сотни!

— Что, в самом деле? — выговорила я, тяжело переводя дух. Фахали остался у меня в памяти размытым пятном — порох, кровь, песок и я где-то там среди них. — Скажи тогда, как тебе удалось засыпать молельный дом в Малале?

— Ну, в общем… — Синие глаза северянина блеснули. Он не грассировал, как галаны, но произношение всё же было слегка гортанным. — Я бы рассказал, но не хочу никому подсказывать опасных идей, — ловко выкрутился он.