«Как же они, должно быть, её ненавидят! Сильнее, чем тётушка Фарра младшую жену дяди Ниду, потому что положение тётушки хотя бы укрепляли трое рождённых ею сыновей, и Ниде приходилось целовать ей ноги, чтобы выпросить что-нибудь. Что султим, что торговец лошадьми из песков Захолустья — женская ревность везде одинакова. Первая жена заправляет другими и в семье, и в гареме».

Я задумчиво глянула в тарелку.

— А где можно увидеть благословенную султиму?

О благословенной султиме в гареме ходили легенды. Избранная Всевышним, чтобы зачать от теперешнего наследника мираджийского трона и стать матерью наследника будущего, она большую часть времени оставалась за запертыми дверьми в своих покоях и, судя по слухам, передававшимся шёпотом, проводила его в молитве. Однако я помнила, что говорила Шазад: чем меньше показываешься врагам, тем сильнее тебя считают. А судя по тем же слухам, врагов у благословенной султимы был полный гарем.

Тем не менее легенды возникают вокруг людей из плоти и крови — это я усвоила на собственном опыте. А значит, когда-то и султима должна выходить из своих покоев.

На второй день после того, как Мухна подсунула мне перец смерти, Лейла разбудила меня, сообщив, что благословенная наконец отправилась в баню.

Я заметила её сразу, едва заглянула из коридора. Султима сидела на краю бассейна спиной к входу, подложив под себя ногу и болтая другой в воде, чуть повернувшись, так что выпирающий живот был хорошо заметен. Я видела в гареме и других беременных, но только от султана. Сам правитель не пополнял свой личный гарем уже лет десять, и самым младшим было уже за тридцать. Между тем даже издалека было видно, что султима не старше восемнадцати.

Задумчиво опустив голову, она неторопливо омывала живот ладонью и мало чем отличалась от беременных у нас в песках. Не то чтобы я ожидала увидеть её в бане в жемчугах и рубинах, но после всех слухов и легенд обычный белый халат выглядел бедновато.

Султима была не одна. На другой стороне воды развалился голый до пояса Кадир в одних просторных шароварах. Никакого сходства с Жинем я в нём не замечала, но неприязнь к рубашкам, похоже, была фамильной чертой.

В воде полоскались, брызгаясь и хихикая, ещё с полдюжины женщин в мокрых белых халатах — целая коллекция султимских жён. Я уже успела понять, что в гарем чаще попадают иностранки: бледные северные красотки с купеческих судов, узкоглазые восточные невольницы или темнокожие, захваченные в пограничных стычках с амонпурцами. Однако эта, судя по её виду даже со спины, не могла родиться нигде, кроме наших песков. Тонкий льняной халат, влажный от пара из бассейна, обрисовывал тело, мокрые волосы липли к лицу — какой-то слишком обыкновенный вид для всемогущей султимы, благословенного избранного сосуда, в котором рос будущий султан Мираджа.

Она обернулась, услышав шаги, и моё сердце застряло в глотке, пытаясь вырваться наружу.

«Проклятье! Великие силы рая и ада! Что я натворила, чтобы заслужить это?»

Передо мной была та самая благословенная султима, о которой я столько слышала — единственная женщина, достаточно чистая, чтобы выносить младенца для султима Кадира, и ниспосланная самим Всевышним, хранящим будущее Мираджа.

Только я знала её как свою двоюродную сестру Ширу, которую Всевышний ниспослал лишь для того, чтобы превратить мою жизнь в ад.

Жинь как-то сказал, что злой рок обожает жестокие шутки, и я уже начинала ему верить. Сначала Тамид, теперь Шира. Стоило пересекать пески вдоль и поперёк, чтобы вновь наткнуться на то, что, казалось бы, навсегда осталось за спиной.

Она глянула на меня так же изумлённо, округлив губы, а затем сжав в узкую линию. Наши взгляды жёстко скрестились над блестящим плиточным полом, как сотни раз прежде в крошечной захламлённой спальне тётушкиного дома.

— Ну и ну! — фыркнула Шира. Акцент Захолустья у неё больше не чувствовался, а может, просто терялся за умелым подражанием северному. — Облейте меня краской и назовите джинном, если это не моя самая нелюбимая кузина!

Ответная колкость уже рвалась с языка, но я сдержалась, сжав зубы. У султана есть древний джинн, обузданный и покорный, и ничто не мешает в любой момент натравить его на мятежников. Тогда всё будет кончено — для меня, Ахмеда, Жиня, Шазад и всех остальных. Семьи бывают разные, но едва ли в какой-нибудь другой от мира с родственниками зависит так много жизней.

— Думала, ты умерла, — выдавила я. — Вы с Тамидом оба.

В последний раз мы виделись с ней в поезде, когда принц Нагиб её арестовал и вёз в Изман, чтобы через неё узнать, куда направилась я, а там найти и Жиня, и других мятежников. Потом мы с Жинем спрыгнули с поезда, и узнать о нас Шира больше ничего не могла. Нуршем потом сказал, что пользы от пленницы было мало, и её оставили у султана в Измане. А она, выходит, не только выжила, но и процветает. «Интересно, знает ли, что жив и Тамид, брошенный мною умирать. Знает ли, какие услуги он оказывает сиятельному султану? Впрочем, такие мелочи её никогда не интересовали».

Я сердито отбросила мысли о Тамиде. Новая неожиданная встреча и без того сулила немало хлопот. Да и справиться со старой ненавистью куда легче.

— Ещё чего! — усмехнулась Шира. — Уж тебе ли не знать? Нас, девушек из песков, не так просто сжить со свету. Хотя любопытно, сколько ты здесь протянешь. — Слушая её, я шагнула под радужную плитку входной арки, вмиг ощутив липкие объятия жарких щупалец банного пара. — Когда мы виделись в последний раз, ты убегала с мятежником, изменившим султану. Такие у нас долго не живут. — Она выразительно повела глазами в сторону Кадира.

Банный зал был, наверное, шире, чем вся Пыль-Тропа, и благословенный султим, нежившийся у воды, пока меня не заметил. Он поднял что-то возле себя и, размахнувшись, бросил на середину бассейна. Крупный рубин прочертил в свете ламп сверкающую дугу и исчез в воде. Визжа и хихикая, купальщицы бросились его доставать, ныряя и отталкивая друг друга, в то время как Кадир следил за ними жадным взглядом, облизывая губы.

Наши с сестрой голоса тонули в поднявшемся шуме и плеске.

— Как думаешь, что сделает мой благословенный муж с пособницей его брата-изменника? — лениво поинтересовалась она.

Ужас разлился по моему лицу настолько явно, что Шира расплылась в самодовольной улыбке, будто кот, сожравший канарейку.

«Подумать только, а ведь я шла сюда за помощью!»

— Шира… — Я пересекла полосу блестящей плитки и присела рядом. — Если ты расскажешь Кадиру, что я участвую в… расскажешь то, что знаешь… — Неподалёку из воды показалась чья-то голова, и я понизила голос. — Клянусь Всевышним, если ты скажешь хоть слово…

«Чем бы её напугать?» Когда-то нам с ней уже приходилось торговаться. Она молчала о моих ночных вылазках к Тамиду, а я о том, как Шира позволяла Фазиму щупать себя на конюшне. Только здесь не Пыль-Тропа, и разоблачение грозит не поркой, а верной смертью, и не мне одной, а ещё сотням других людей.