Таким способом Екатерина сбрасывала большинство своих разочарований, и физических, и психологических, а также находила, что охота помогает ей уменьшить предменструальное напряжение. «Я страстно любила верховую езду — чем более дикую, тем больше она мне нравилась, так что если бы какая-нибудь лошадь умчалась, я бы понеслась за ней галопом и привела ее назад»{125}. Она также обожала собак. Великий князь подарил ей маленького английского пуделя, которого Екатерина и ее дамы обожали, наряжали и позволяли ему есть за одним столом с собой с завязанной у горлышка салфеткой.

В Санкт-Петербурге их ждал полный круг запланированных на осень и зиму вечеров: дважды в неделю французская комедия, еще два дня — маскарады, концерт в покоях великого князя — один вечер, и бал в воскресенье. Один из еженедельных маскарадов ограничивался придворными или особо приглашенными гостями императрицы (от ста пятидесяти до двухсот человек), в то время как другой был открыт для всех титулованных особ в городе вплоть до ранга полковника, а также допускались гвардейские офицеры — в общем, собиралось до восьмисот человек.

Ранг («чин») играл необычайно важную роль в жизни русской знати. Табель о рангах, введенная Петром Великим в 1722 году, была основана на военной иерархии и применялась не только к военным, но также на гражданской службе и при дворе. Существовало 14 рангов (четырнадцатый был самым низким); большинство военных рангов имело и морской, и гражданский эквивалент, а некоторые имели также и придворный эквивалент[21]. Иногда военные титулы использовались, чтобы обозначить гражданское лицо равного ранга — поэтому некоторых называли «генерал», хотя они имели мало отношения к армии. Достигнув восьмого ранга (майор, капитан или коллежский асессор), простой человек приобретал передаваемый по наследству статус дворянина. Жены разделяли ранг своих мужей. Даже дворянские дети должны были пробивать свой путь к высоким рангам с самого низа — соответственно, обычно сыновья дворян-военнослужащих записывались на военную службу в младенчестве, чтобы достичь более высокого ранга ко времени, когда действительно поступят в полк. Гвардейские офицеры при любом официальном назначении, стояли на два ранга выше прочих офицеров, поэтому соревновательность при записи в гвардейские полки была жесткой и требовала влиятельного покровителя. Ранг диктовал каждый аспект жизни — стиль одежды, количество лошадей в упряжи, число слуг, фасон их ливрей, официальное обращение к носителю ранга.

На маскарадах Екатерина показывала себя энергичным танцором, как на охоте — страстной наездницей, часто по три раза в течение бала меняя наряд. На публичных балах она никогда не появлялась в одном и том же платье дважды; любя удивлять и производить впечатление, она одевалась проще на придворных балах, зная, что это понравится императрице (которая сама имела громадный гардероб). Некоторые маскарады продолжались до переодевания в одежду другого пола, и на них она надевала то, что описывает как «благородные одежды, целиком расшитые и тщательно продуманные»{126}. Только в этом случае конкуренция не сердила императрицу: она была благодарна за то, что Екатерина от всего сердца проникается духом ее вечеров с «переменой полов». Несмотря на проблемы, с которыми сталкивалась Екатерина в отношениях с императрицей, несмотря на капризы последней и склонность усложнять жизнь окружающим, Екатерина продолжала восхищаться Елизаветой, особенно ее физическими данными. Вспоминая ее на этих маскарадах, удостаивавшихся со всех сторон лишь лживых похвал, она всегда поддерживала и одобряла другую женщину.

«Единственной женщиной, которая выглядела действительно хорошо и правильно в роли мужчины, была сама императрица. Так как она была очень высокой и имела крепкую конституцию, мужской костюм прекрасно ей подходил. У нее были самые красивые ноги, какие я когда-либо видела у мужчины, а ее ступни были замечательно пропорциональными. Она великолепно танцевала и обладала особой грацией во всем, что делала, одетая и мужчиной, и женщиной. Хотелось постоянно смотреть на нее и учиться, отводить глаза приходилось с сожалением, так как ничто не могло затмить ее»{127}.

Эти два привлекательных и мощных характера, каждый с сильным чувством собственного физического присутствия, отвечали один другому, узнавая родственную душу (несмотря на то, что Екатерина осуждала и отвергла многие моменты в поведении Елизаветы как правительницы).

«Однажды на одном из таких балов я наблюдала, как она танцует менуэт. Закончив танец, она подошла ко мне. Я осмелилась заметить ей, какая это удача для женщин, что императрица не мужчина, потому что ее внешности было бы достаточно, чтобы вскружить голову не одной женщине. Она хорошо приняла то, что я сказала, и ответила мне в том же тоне, самым грациозным образом из всех возможных, что если бы она была мужчиной, то подарила бы яблоко мне»{128}.

За исключением императрицы, одна Екатерина наслаждалась, бросая вызов всем остальным женщинам при дворе: она была на переднем крае моды. Однажды она появилась на маскараде вся в белом, с распущенными волосами, завязанными сзади белой лентой, с белым газовым рюшем вокруг шеи, единственной розой в волосах и второй на корсаже. Такая смелая простота, которую могла позволить себе только молодая и очень стройная женщина, привлекла к ней все взгляды.

Когда Екатерина стала старше, она научилась лучше ладить с Марией Чоглоковой, чей брак уже давно перестал быть образцовым. Ее муж Николай стал заигрывать с великой княгиней, и она ему отказала, чем заслужила благодарность Марии. Последняя любила, чтобы Екатерина проводила дневные часы с ней — иначе Екатерина или читала, или прогуливалась с великим князем, когда он хотел побеседовать с нею. В своих воспоминаниях она полностью вычеркивает из жизни время, проводимое с мужем.

«Хотя я и решила обращаться с ним терпеливо и доброжелательно, я должна честно признаться, что меня часто утомляли его визиты, прогулки и беседы, которые были бесцветными и неинтересными. Когда он уходил от меня, чтение самых скучных книг представлялось чудным времяпровождением»{129}.

Этой зимой Екатерина также удостоилась внимания графа Захара Чернышева. Он начал посылать ей букеты цветов, и прежде чем она осознала, во что попала, двое находились уже в регулярной «сентиментальной переписке». Записки ходили туда-сюда через одну из гофмейстерин. Сдерживаемые эмоции Екатерины били ключом,