– Убита упавшей статуей? – спросил Гамаш.

– Возможно, – ответила коронер и посмотрела на статую, висящую в воздухе, потом на пьедестал.

– Это более интересный вопрос, – сказал Гамаш, читая ее мысли.

– Вчера была сильнейшая гроза, – сказала доктор Харрис. – Может быть, поэтому статуя и упала.

– Они меня с ума сведут. – К ним подошел Бовуар, на его лице были крохотные пятнышки раздавленной мошки. Он взглянул на Гамаша, спокойного, уравновешенного. – Они вас что, не кусают?

– Нет. Тут нужно усилие воли. Это все в вашей голове, инспектор.

Бовуар знал, что это правда. Он только что вдохнул целый рой мошки и знал, что немало насекомых попало ему в нос. Неожиданное жужжание в ухе предупредило его: либо с ним случился удар, либо к нему в ухо залетел слепень.

«Пожалуйста, пусть это будет несчастным случаем, а не убийством. Пусть я вернусь к моему барбекю, моему стаканчику пива, моему спортивному телеканалу. Моему кондиционеру».

Он засунул мизинец в ухо, но жужжание только ушло вглубь.

Чарльз Морроу опустился в грязный безбортовой кузов. Он лежал на боку, вытянув руки. Его печальное лицо было испачкано плотью и кровью от плоти и крови его.

Гамаш подошел к краю ямы. Все видели, как он посмотрел вниз. Шевельнулась только его правая рука, пальцы медленно сжались в кулак.

Потом он дал знак своей команде, которая тут же пришла в действие и начала сбор вещдоков. Руководство этой работой взял на себя Жан Ги Бовуар, а Гамаш отошел к большому грузовику без бортов.

– Это вы ставили статую на пьедестал? – спросил он у крановщика.

– Нет, не я. А когда ее ставили? – спросил крановщик, закрепляя и укрывая Чарльза Морроу для поездки на базу полиции в Шербруке.

– Вчера. В начале дня.

– У меня был выходной. Я рыбачил на озере Мемфремейгог. Могу показать вам фото и улов. Лицензия у меня есть.

– Я вам верю. – Гамаш успокаивающе улыбнулся. – Мог кто-то другой из вашей компании ставить статую?

– Спрошу.

Через минуту он вернулся:

– Связался с диспетчерской. Босс ответил. Он сам и ставил статую. Мы часто работаем в «Усадьбе», и, когда мадам Дюбуа позвонила с этим заказом, босс решил, что тут нужен особый подход. Никто лучше его этого не сделал бы.

В его словах прозвучал некоторый сарказм. Было ясно, что этот человек не будет возражать, если его босс получит по полной программе. Если бы в подтверждение своей мысли он еще мог бы выставить средний палец, то непременно так и сделал бы.

– Вы можете сообщить мне его имя и координаты?

Крановщик радостно протянул Гамашу визитку, на которой было подчеркнуто имя владельца.

– Прошу вас, скажите ему, что приблизительно через час я буду ждать его в отделении полиции в Шербруке.

Как только крановщик сел в машину и уехал, к Гамашу подошла доктор Харрис.

– Это могло быть следствием грозы? – спросил он ее, вспоминая разряды молний и игры рассвирепевших ангелов, кричащих над перевернутыми статуями.

– Попадание молнии в статую? Такое возможно. Только этого не было.

Гамаш посмотрел на коронера удивленными карими глазами:

– Почему вы так уверены?

Она показала ему палец. Агент Лакост скорчила гримасу. Это был не какой-нибудь палец, а средний. Гамаш поднял брови и ухмыльнулся. Потом брови его опустились, и он придвинулся ближе, разглядывая коричневатую субстанцию.

– Это было под ее телом. Вы увидите еще больше, когда тело будет перемещено.

– Это похоже на землю, – сказал Гамаш.

– Так оно и есть, – подтвердила доктор Харрис. – Сухая земля.

Но Гамаш по-прежнему недоумевал:

– И что это значит?

– Это значит, что жертву убила не гроза. Она лежала на земле до начала грозы. Под ней сухо.

Гамаш переварил эту информацию:

– Вы хотите сказать, что статуя упала и убила ее до начала грозы?

– Это факт, старший инспектор. Земля сухая. Я понятия не имею, как эта статуя свалилась, но свалила ее не гроза.

Мимо них медленно, осторожно проехал грузовик со статуей: за рулем крановщик, на пассажирском месте – полицейский. Они исчезли за поворотом грунтовой дороги, в густом лесу.

– Когда началась гроза? – Гамаш адресовал этот вопрос не столько доктору Харрис, сколько себе.

Она молчала, делала вид, что вспоминает. В девять часов она уже лежала в постели, грызла печенье, попивала диетическую колу и читала «Космо», хотя предпочла бы не сообщать эту информацию. Посреди ночи она проснулась и обнаружила, что ее коттедж сотрясается, а электричество вырубилось.

– Мы позвоним в метеоцентр. Если они не знают, то метрдотель точно скажет, – сказал Гамаш, возвращаясь к яме.

Заглянув туда, он увидел то, что должен был заметить с первого раза. На Джулии Мартин была одежда, которую он помнил с предыдущего вечера.

Ни дождевика, ни шляпы. И никакого зонта.

Значит, в это время не было и дождя.

Она умерла до начала грозы.

– Еще какие-нибудь раны на теле есть?

– Вроде нет. Я сегодня сделаю вскрытие и сообщу вам. Что-нибудь еще, прежде чем мы ее увезем?

– Инспектор? – окликнул Гамаш Бовуара, и тот подошел к ним, вытирая ладони о мокрые брюки.

– Нет, мы закончили. Земля.

Он произнес это слово так, как хирург мог бы сказать «бактерии», и при этом посмотрел на свои руки. Земля, трава, грязь, насекомые – все это было абсолютно чуждо Бовуару, который не представлял себе жизнь без одеколона и шелкового белья.

– Да, кстати, – сказал Гамаш, – тут поблизости есть пчелиное или осиное гнездо. Будь поосторожнее.

– Лакост, слышала? – Бовуар дернул головой.

Но Лакост продолжала смотреть на мертвую женщину. Она представляла себя на месте жертвы. Вот Джулия поворачивается. Видит, что статуя делает невозможное, невероятное. Видит, как статуя падает на нее. И тут агент Лакост выставила перед собой руки ладонями вперед, прижав локти к телу, готовая отразить атаку. Отбросить ее в сторону.

Это были инстинктивные движения.

Но Джулия Мартин распахнула руки.

Шеф прошел мимо Лакост и остановился перед пьедесталом. Прикоснулся к влажному мрамору. Поверхность была идеально ровной. Но это было невозможно. Статуя весом в несколько тонн должна была при падении оставить сколы, царапины, выбоины. Однако поверхность осталась идеально ровной.

Статуи там словно никогда и не было. Это будоражило его воображение. И он знал, что воображение понадобится ему, если он хочет поймать убийцу. А убийца был. Сомнений у Гамаша на этот счет не оставалось. Хотя он и не был чужд магического мышления, но знал, что статуи сами по себе не сходят с пьедесталов. Если магия была здесь ни при чем, если ни при чем была гроза, то нужно было искать что-то другое. Кто-то здесь определенно был при чем.