будет как надо! — заверил он, потягивая коктейль. — Покурим? — достав из кармана куртки сигареты, кивнул на дверь.

— Не курю, — с сомнением сказал Олег.

— Брось ты все эти профессорские штучки! — весело рассмеялся журналист. — Человек же сам себе хозяин.

Он все же увлек Олега в коридор, в компанию курящих женщин. Там он много говорил, вызывая восхищенные взгляды девушек, ахи, охи. От сигаретного дыма, радостного возбуждения, от выпитого у Олега кружилась голова.

Потом они опять сидели за столиком, и Алик рассказывал смешные истории из журналистской практики. Бармен отмерял им по каплям водку сквозь ломтик лимона.

— Нет, больше не могу, — отказался Олег от выпивки, чувствуя, что теряет над собой контроль.

— Ну тогда снимочек на память. Ты — гений. Ну-ка сделай лицо гения! — скомандовал Алик, преодолевая вялое сопротивление Олега, щелкнув фотоаппаратом и убрав его в сумку, висящую на спинке стула и снова взялся за рюмку, широко улыбаясь. — А своих друзей не жалей. Пустые они все. Ничего из них не получится. Один ты из них настоящий мужик. И Наталью не жалей. Баба она и есть баба. Как кошка: кто погладит, к тому и идет.

— Зачем ты так?

— Да нравится она мне очень!

— И поэтому ты про нее пакости говоришь?

— Какие пакости? Смогла окрутить доктора — и молодец! Дай бог всем такого семейного счастья! Только я жениться не собираюсь и тебе не советую. Вот подружку завести рекомендую. Ну так я тебе журналистку пришлю? — снова хитро подмигнул он.

— Присылай, пожалуй, — согласился Олег, не умея потушить зародившееся в душе искорки тщеславия, теша призрачные надежды на успех.

— Где они, твои друзья? Почему не видят, что человеку плохо? Что у него душа болит? — вопрошал Алик, неистово потрясая кулачками.

В одиннадцать бар закрывался, бармен уже дважды недовольно косился на них, и когда Алик, бережно обняв, вел товарища к выходу, Олегу стало казаться, что именно Алик и есть его спасение.

Заботливый журналист отвез Олега на своей машине домой, и расстались они почти друзьями. А буквально на следующий день, не дав Олегу проспаться как следует, нагрянула молоденькая бойкая журналистка, наговорила ему кучу комплиментов по поводу его таланта. Обращалась к нему так, будто он достиг невесть каких вершин в изобразительном искусстве. И хоть Олег чувствовал неискренность в восторженности девушки, в том, как она всплескивала руками и закатывала глаза, подпрыгивая от радости, он забылся, поддаваясь лести. Девушка разглядывала его работы, фотографировала их во всех ракурсах, сделала несколько снимков самого художника.

Болела голова от вчерашнего, а еще больше от навязчивой журналистки, которая умудрилась-таки затащить его в постель. А может быть, он сам совсем забыл о тормозах. Так захотелось ему поверить, что кто-то любит его не только как художника, но и как мужчину.

Вечером позвонил Алик и сообщил, что материальчик — ах! — и в пятницу он выйдет в их газете.

— Скоро у тебя не будет отбою от поклонниц. Верочка просто всем все уши прожужжала, такой ты очаровашка, — озорно закончил Алик. Круговерть последних дней заглушила голос совести. Девчонка из газеты провела с ним еще две ночи.

Вдохновленный мнимым успехом Олег, взялся за работу. Ведь для того, чтобы вышел фотоколлаж в «Огоньке», нужны хорошие акварели. А фотоколлаж Алик тоже обещал, ссылаясь на какие-то знакомства…

Олег дважды выходил на пленер и вдохновенно рисовал на морозе храм и часть города. Он готов был благодарить Алика за возвращенное желание творить, ему казалось, что все у него получается. Вокруг него собирались любопытные. Его узнавали, восхищались. И он поверил вновь, что не лишен таланта. Пригласил по телефону маму и Наталью для просмотра новоиспеченных шедевров. О газете пока решил не говорить.

Глава 23

Наталья пришла в пятницу с газетой.

— Олег, это что? — спросила, бледнея еще больше при виде веселого Олега. — Как это могло случиться? — взмолилась она, протягивая ему статью.

Пока он читал, она нервно ходила по комнате, не обращая внимания на его вернисаж. — Накануне Олег все заставил новыми акварелями.

Статья получилась. Алик не зря радовался. Он поместил на видном месте именно ту фотографию из бара, где Олег с неестественно блестящими глазами и поплывшими губами пытался изобразить из себя гения. В лице не было не единой мысли. Подборка картин была бездарна, это было очевидно даже дилетанту. Зато текст отличался пафосным восторгом, чувствовалось перо не опытной, но очень стремящейся стать известной, глупенькой журналистки Верочки. Пожалуй, она еще искренно считает, что сделала Олегу этой статьей благо! По всему тексту красной нитью проходила мысль о связи «успехов» Олега с экспериментом профессора Сидорова. Это уже Алик постарался. И в названии статьи «Да здравствует талант!» слышалась насмешка.

Олег схватился за голову:

— Ой, какой же я дурак! — Вдруг спала с глаз пелена. Все, что было в эти дни, бритвой прошло по сердцу. От стыда захотелось стать маленьким или исчезнуть совсем.

— Как ты мог ему поверить??? Он же уничтожил тебя! Теперь на тебя будут показывать пальцем. Ты хоть бы со мной посоветовался.

— Не знаю, не знаю я, как так получилось. Какое-то затмение нашло. Как-то очень быстро все …Мне подумать было некогда. Впрочем, какое может быть оправдание! — то садился, то вскакивал Олег. — Значит, я полное ничтожество, — заключил он, потирая виски. — Ничтожество!!! — прошептал он с уверенностью.

Как непрочна радость, особенно если она не на чем серьезно не основана. Запоздалые страстные раскаяния Олега, Наталье были неприятны:

— Брось ты носиться с собой. Только ты и есть на свете, — недовольно сказала она. — Ты человека подвел, хоть это-то ты понимаешь? Боже мой! Куда делось твое спокойствие, рассудительность, — возмущалась Наталья, пытаясь быть спокойной. — Ты читал, что они пишут? Что ты стал таким после участия в эксперименте.

— Но как можно так извратить все?

— Олег, ты что, только что родился? Чего ты хотел от Алика Мухина? Надо работать больше, а не гоняться за легкой славой. Что ты сделал за последнее время? — кивнув на любовно расставленные на диване картины: — Что это за мазня?

Буря чувств: стыд, обида, отчаяние разрывала сердце Олега. В груди закипали слезы.

— Ты не имеешь права так рисовать! — нервничала Наталья. — Твои карандашные наброски из клиники и то лучше. Да ты сам все понимаешь! — махнула она рукой.

— Да, да, да… А ведь Алик прав. Я действительно абсолютно бездарен. И все это — дерьмо, — в аффекте стал рвать Олег картины, рисунки, которыми так недавно гордился. Но сердечная боль все росла в нем, и непонятно откуда взявшаяся тяжелая темнота заполняла его изнутри. — Вот!