— Петр Маркелович, в восемь вечера сегодня будьте здесь с Михаилом, в связи с вашим сообщением надо кое-что обсудить.

— Слушаюсь, Александр.

— Значит, господа, пригласил я вас вот зачем, — так я встретил явившихся ко мне вечером Рогачева и Рыбакова. — Наша «канцелярия» уже неоднократно проводила силовые акции, в том числе и радикальные. Однако исполнители всякий раз вербовались на стороне. С одной стороны, это неплохо тем, что в случае провала они не смогли бы толком рассказать, кто именно их нанял. С другой — говорить о сколько-нибудь заметном профессионализме не приходится. Грубо работают, причем все — и народники, и социалисты, и просто уголовники. Поэтому я решил, не прекращая практику привлечения разовых исполнителей, создать подразделение, занимающееся подобными делами профессионально.

— Согласен, давно пора, — кивнул Михаил.

— Значит, раз ты так говоришь, то у тебя уже есть конкретные предложения?

— Да. Надо тщательно проверить дела осужденных жандармов, полицейских и офицеров пограничной стражи. Причем особое внимание обратить на случаи, где можно подозревать, что осуждение было несправедливым. Разумеется, здесь без Петра Маркеловича не обойтись, да и Сергея тоже надо будет озадачить.

— Правильно, Миша, — согласился Рыбаков, — но почему вы хотите ограничиться только осужденными? Не думаю, что их окажется много. Неугодных в основном просто увольняют со службы, дабы не выносить сор из избы.

— Хорошо, — кивнул я, — радует, что по данному вопросу нет никакого недопонимания. Петр Маркелович, недели через две жду от вас доклада, как идет работа по поиску сотрудников для нового подразделения.

Я, разумеется, помнил, что эффективные менеджеры мне не нужны, потребность только в грамотных управленцах. Но, во-первых, народная мудрость гласит «с паршивой овцы хоть шерсти клок». А во-вторых, они мне не нужны в соратниках. В исполнителях же — чем черт не шутит, вдруг да и сгодятся на что. Помните — «всякий необходимо причиняет пользу, будучи употреблен на своем месте». Если, конечно, он будет в деталях представлять, что с ним произойдет в случае малейшей нелояльности. То есть как именно его употребят в качестве, например, биотоплива. А это значит, что надо срочно возводить специальную котельную. Ибо электростанция уже запущена, а всякий раз, как понадобится кого-нибудь впечатлить, останавливать ее, причем как минимум на сутки… нет, это не годится.

И вообще нужно, так сказать, собрать душевные силы в кулак, ведь вполне возможно, что мне придется лично встретиться с этим самым Поляковым. Вы только представьте себе — увидеть на расстоянии вытянутой руки самого настоящего, живого эффективного менеджера — и сдержаться, не дать ему в рыло! С моей точки зрения, это сродни эпическому подвигу, и остается только надеяться, что у меня на это хватит самообладания и силы воли.

Впрочем, до встречи с Поляковым было еще довольно далеко, но через три дня после беседы с Рыбаковым в Гатчину приехал человек, общаться с которым было просто приятно, ибо он был никаким не менеджером, а инженером и управленцем. Да еще с весомым подарком.

Владимир Григорьевич Шухов лично привез мне первую бочку высокоокта…то есть тьфу, высокоэтилового бензина выработки нефтеперегонного завода А. В. Бари.

То, что в императорские обязанности входит выдача разрешений на брак не только родственникам, но и некоторым другим категориям подданных, никого в Российской империи не удивляло, и меня в том числе, поэтому я был готов к тому, что скоро ко мне явится Сандро с рассказом о своей великой, светлой и неземной любви. Однако по вышеупомянутому поводу первым к моему величеству обратился другой человек. Я, честно говоря, был основательно удивлен и даже начал подыскивать исторические аналогии. Наиболее близкой мне показалась ситуация из третьего рейха, или, точнее, из кинофильма «Семнадцать мгновений весны». Наверное, примерно то же самое почувствовал бы Гитлер, приди к нему Мюллер просить руку и сердце Шелленберга.

Михаил Михайлович Рогачев воспылал чувствами и, убедившись в их взаимности, вознамерился вступить брак, за разрешением на оный, естественно, обратившись ко мне. Его избранницу звали Юлия Феликсовна Кшесинская.

— Миша, — ласково сказал я, слегка отойдя от изумления, — а что это вообще за тайны мадридского двора? У вас там что, прямо несколько минут назад возникла сильнейшая любовь с первого взгляда? А если все-таки нет и вы чувствуете подкрепленную действием взаимную симпатию уже некоторое время, то почему я об этом ничего не знаю?

— Ну так раньше мы просто встречались, — не понял причин моего удивления Михаил, — и об этом ты без всяких докладов знал. А недавно… э-э–э… так сказать, тесно пообщались, вот я и пришел за разрешением.

— Понятно. То есть теперь ты, как честный человек, просто обязан на ней жениться. Значит, вы, «тесно пообщавшись», встали, оделись и побежали просить разрешения на брак — ты ко мне, Юля к императрице?

— Ну да, решили, что раз мы друг друга хорошо знаем… и вообще… то от добра добра не ищут.

— Я вам, конечно, жениться разрешу, но тут возникнет определенная тонкость. Догадываешься, какая?

— В общем-то да.

— Это хорошо, но на всякий случай уточняю. Разумеется, по мелочи стучать на жену не обязательно, этим и без тебя есть кому заняться. Но в случае чего — либо серьезного отсутствие своевременного доклада будет расцениваться как предательство — естественно, со всеми вытекающими последствиями.

— Понятно. Наверное, нечто похожее ее величество скажет Юле?

— Совершенно верно.

— Мы так и думали. Нас устраивают такие условия.

— Тогда совет вам да любовь. По поводу свадебных подарков какие-нибудь пожелания будут или лучше просто деньгами?

Самое пикантное, что молодые влюбленные вряд ли точно представляли себе действительные роли друг друга. Юлия считала — по крайней мере, до недавнего времени — что Михаил служит при мне порученцем по всяким приватным делам наподобие того, по которому когда-то она сама была привлечена им изображать мою официальную любовницу. Ну то есть нечто вроде этакого Фигаро при моей особе. Михаил же был уверен, что Юлия собирает для Риты великосветские сплетни — ну типа кто с кем спит. Это, разумеется, тоже было ее обязанностью, но далеко не главной. И вот теперь нас с женой всерьез заинтересовало — сколь долго продержится такое положение дел? Рита утверждала, что не больше месяца, я же считал, что уж полгода-то они как-нибудь проживут в незнании. Интересно, кто из нас в конце концов окажется прав?

Чуть забегая вперед, могу сказать — никто.

Где-то через неделю ко мне с подобной просьбой пришел и Сандро.

— Уважаю ваши чувства и не считаю нужным им препятствовать, — сдержанно зевнул я, выслушав этого «влюбленного». — Но, надеюсь, ты понимаешь, что такой брак накладывает определенные обязательства?

— Да, конечно. Уверен, что мне удастся сделать Ксению счастливой.