— Ну, насколько мне известно, Германия обязуется не вступать ни в какие союзы, направленные против остальных членов альянса, — уточнил я. — Это всего лишь означает, что наше взаимодействие не следует называть союзом, а документ о его образовании — договором. Пусть это будет какой-нибудь меморандум за все хорошее. Ну типа за коллективную безопасность и против угрозы европейской войны.

— Алекс, прости, но если это не будет договором, то что любого из нас удержит от его нарушения, если это вдруг кому-то станет выгодно?

— Если очень выгодно, то никакой договор не поможет. По-моему, лучшая гарантия — это здравый смысл. Но, разумеется, документы об образовании Тройственного союза надо внимательно изучить, поручи это своим специалистам. Мало ли, вдруг там найдутся какие-нибудь двусмысленности.

— Обязательно. Я рад, что русский император проявляет столь выдающееся понимание обстановки, и уверен, что вместе мы…

Вилли снова понесло, однако на сей раз он ораторствовал совсем недолго, неполные десять минут, я даже не успел снова применить свои навыки скрытого зевания.

Вечером мы обсудили сотрудничество в области летательных аппаратов. Причем Вилли интересовали и дельтапланы, и дирижабли, и даже учебные самолеты Можайского, которые он не видел, но что-то про них слышал. Я в ответ продемонстрировал полную готовность поделиться всеми секретами Гатчинского авиаотряда, ибо и дирижабль, и дельтапланы, и учебные небесные паровозы были изначально спроектированы для показа достаточно широкому кругу лиц. Более же серьезной техники в Гатчине нет ив ближайшее время не будет, для этого есть другие места.

На следующий день Вильгельм вытащил меня в Потсдам, якобы осмотреть достопримечательности. На самом деле они меня не очень интересовали, но туда же прибыл косяку, то есть маркиз Сайондзи Киммоти, в компании с которым мы около часа гуляли по парку Сан-Суси. Нужды в переводчике не было, оба свободно говорили по-английски и почти свободно — по-немецки, беседа шла тет-а–тет.

— Господин Киммоти, — начал я, — анализ обстановки на Дальнем Востоке привел меня сразу к трем выводам. Первый — война между Японией и Китаем неизбежна, причем в ближайшее время. По моим прикидкам, до нее самое большее три года, но, скорее всего, она начнется даже немного раньше. Второй вывод — меньше чем за год Япония одержит убедительную победу и на суше, и на море, полностью разгромив Китай. И, наконец, третий вывод, из-за которого я и стал искать встречи с вами. Он состоит в том, что полностью пожать плоды победы Японии не дадут европейские державы. Это будет касаться как размера репараций, так и территориальных приобретений.

— Ваш третий вывод интересен, но подразумевает некое продолжение, — вежливо улыбнулся японец.

— Совершенно верно. Россия не против признать Корею сферой влияния Японии в ответ на признание Маньчжурии сферой влияния России. Кроме того, Россия готова по дипломатическим каналам помочь Японии отстоять свои завоевания, но в ответ ожидает, что Япония надавит на китайское руководство для того, чтобы оно без волокиты и взяток предоставило концессию на постройки железной дороги от Читы через Маньчжурию до Владивостока.

— По моим сведениям, в Китае без взяток не делается ничего.

— Да, вы правы, но их размер можно сильно уменьшить.

— Мне кажется, тут нет ничего невозможного, особенно если Россия выкупит право на получение части репараций от Китая. В этом случае стимул помочь вам появится и у нас, и у китайцев.

Вот те раз, в некоторой растерянности подумал я. Как там по-японски называется маркиз? Вот именно, натуральный косяк, причем с моей стороны. Мне предлагают заплатить за маньчжурскую ветку Транссиба не Китаю и его чиновникам, а Японии. Причем если китайцы спокойно положат в карман взятки и мирно разворуют официально выплаченные деньги, то японцы наверняка значительную часть полученных от России средств истратят на подготовку к войне с ней же. Как-то оно получается не очень кошерно. Впрочем…

— Вполне понятная и оправданная позиция, но только в том случае, если сумма, на которую Россия выкупит китайские обязательства по репарациям, будет несколько меньше, чем сейчас просят китайцы за концессию.

— Надеюсь, ваше величество имеет в виду вместе со взятками?

— Увы, вынужден вас огорчить. Нет, без них. Потому как есть и иной способ воздействовать на руководство Поднебесной.

— Пообещать им помощь против нас, — задумчиво сказал маркиз. — Что же, ваша позиция понятна. В ближайшее время я возвращаюсь на родину, где смогу доложить про нашу беседу премьер-министру и, возможно, самому императору. Ведь вы пошли на встречу со мной именно из-за этого?

— Отчасти. Помимо вашего скорого возвращения в Токио, я принял во внимание и ваш существенно больший политический вес, нежели у господина Токудзира.

— Если я вас правильно понял, Россия готова принять облеченную достаточными полномочиями японскую делегацию для обсуждения высказанных вами идей?

— Совершенно верно.

— Возможно ли еще и обсуждение вопросов технического сотрудничества? Мою страну очень интересуют ваши летательные аппараты, именуемые дирижаблями.

— Не вижу тут ничего невозможного, — заверил японца я. Действительно, пусть себе строят дирижабли и наполняют их водородом, нам будет нетрудно изобрести зажигательные пули.

Готовясь к этой беседе, я ставил перед собой две задачи. Первая — уменьшить траты на маньчжурский участок Транссиба. И вторая — по возможности отодвинуть дату начала русско-японской войны. Интересно, удастся ли решить хоть одну из них?

К августу девяносто второго года ситуация с продовольствием прояснилась сразу по двум пунктам. Первое — голод явно пошел на спад, хотя и не прекратился. Теперь уже можно было называть происходящее недоеданием, не впадая в безудержную лакировку действительности. И второе — новый урожай будет больше прошлогоднего, но до среднего все равно не дотянет. Это означало, что меры по оказанию помощи голодающим губерниям придется продолжать как минимум до лета девяносто третьего года. Конкретно для меня это означало минус четыреста двадцать четыре тысячи рублей. Разумеется, никто мне не подсчитал потребные средства с такой точностью. Точнее, считали их многие, и у всех получались разные цифры — от двухсот до семисот тысяч. Поэтому я просто взял сверхплановую прибыль Русско-Американской геолого-технической компании, полученную от спекуляций золотоносными участками на реке Танана, составившую, согласно отчету вице-директора, триста двадцать шесть тысяч долларов, и самостоятельно перевел ее в рубли по текущему курсу.

В иной истории на том месте в двадцатом веке возник город Фербенкс, но сейчас золото нашли другие люди, и ныне быстро растущий поселок золотоискателей именовался Редстоуном.

Бывший мичман Евгений Колбасьев оказался не только способным инженером-электриком, но и неплохим администратором, причем с финансовым уклоном. Вице-директором он был чисто номинально, ибо официального директора, некоего Алана Арчибальда Маурера, правильнее было бы назвать зицпредседателем. Собственно, этого алкоголика с внушительным стажем Колбасьев сам подобрал именно из таких соображений. И приставил к нему двоих сотрудников, следящих, чтобы уважаемый Алан Арчибальд не испытывал нужды ни в горячительных напитках, ни в достойных собутыльниках. Потому как у компании, действующей на территории Штатов, во избежание кривотолков должен быть американский глава. А то, что всем заправляет вице-директор, уже не так важно.