– Я не могу знать этого наверняка, но… Без Алекса в этом деле явно не обошлось. – Она поежилась и обхватила себя руками, как будто пыталась защититься.

– Александра Гнедых?

– Да. И это… – Вероника покачала головой с понимающей грустной улыбкой. – Не надо думать, что я ему пытаюсь так отомстить. Это мелко. И не в том я положении. Просто вы спросили – я ответила. Это мои соображения. Было время подумать там, на этом гадком матрасе.

Она вдруг горько расплакалась. Как будто единственным виновником ее теперешнего незавидного положения оказался именно тюремный матрас.

– Вероника, возьмите себя в руки. Мне важно знать, почему вы так думаете. Зачем это Александру Гнедых? Он же только что с ней познакомился. Случайно столкнулся в гипермаркете. Протаранил ее тележку своей и…

– Вы серьезно? – Она внезапно прекратила плакать и замерла с открытым ртом. Быстро вытерла мокрое от слез лицо рукавом измятой кофточки. Глянула на Окунева с интересом: – Это он вам рассказал? Насчет гипермаркета?

– Не мне, – не стал врать Окунев. – Но рассказал. И о внезапно вспыхнувшем чувстве. И насчет удара, который испытал, когда узнал о происшествии. Вы знаете, что он полгорода на уши поставил? Нагнал в больницу оперов и следователей. Дело, между прочим, на контроле у самого высокого начальства. Он оплатил лечение Ольги Волгиной, а там, между прочим, довольно внушительный счет.

– В общем, так, товарищ капитан… – Вероника села ровно, перестала ежиться и держать себя за плечи. Положила руки на стол ладонями вниз, как будто присягала на чем-то. Глянула на Окунева так, словно впервые его увидела. Словно он секунду назад только сюда вошел.

– Запомните, капитан, что я вам сейчас скажу, потому что я последний раз говорю без адвоката. Алекс, то есть Александр Геннадьевич, за последние пять-шесть лет ни разу – подчеркну, ни разу – не был в гипермаркете. Он их ненавидит. Ненавидит толпы людей. Ненавидит кассиров с тупыми рожами. Ненавидит отсутствие парковочных мест у самого входа, а еще лучше в самом магазине, конец цитаты. У него приличный штат прислуги и в квартире, и в загородном доме, он может позволить себе никогда не заглядывать в магазины. Никакие покупки он в принципе не мог делать. Это первое.

Она запнулась. Осмотрела свои изнеженные руки с длинными ногтями. Вздохнула, заметив крохотный изъян в лаковом покрытии на левом мизинце.

– А второе? – поторопил Окунев.

– Второе. Александр Гнедых никого и никогда не любил и любить не в состоянии. Уж я-то знаю! Вывод напрашивается сам собой: что-то ему от этой девицы нужно. И это не секс, поверьте. Видела я ее: ничего особенного. Она просто представляет для него какой-то коммерческий интерес, без вариантов.

– А кто же тогда напал на нее, как вы думаете?

Он поразился, с каким неожиданным облегчением услышал, что Гнедых не может быть женихом Ольги в принципе. То есть не может быть заинтересован в ней как в женщине. Другой совершенно у него интерес.

– Вероника, кто, по-вашему, напал на Волгину?

– Все просто. – Вероника глянула на него как на дурачка. – Думаю, это был тот, чей интерес пересекся с интересом Алекса. Ищите его конкурентов, капитан. А еще лучше – врагов.

В сауне, где они отдыхали в субботу вечером, не было других посетителей. Только они двое и еще их охрана. Охрана Гнедых. Один на улице осматривал местность и время от времени подносил ко рту портативный радиопередатчик, чтобы доложить второму, что все чисто. Второй дежурил у входа в помещение, где парились хозяин с другом.

Они засели там давно, пошел уже второй час, как оба скрылись за тяжелой дубовой дверью. Сначала парная в три подхода. После парной бассейн с ледяной водой, куда они ныряли с матерком – знали, что никто не услышит. Никто, кроме охранника. Теперь они переместились в комнату приема пищи, как значилось на плане эвакуации, который висел у охранника перед глазами.

Пищи было немного. Он сам им накрывал, пока они рычали в парной, нахлестывая друг друга березовыми вениками. Дорогое импортное пиво. Малосоленая рыба благородных сортов. Вареные раки. Зелень. И хлеб, который искусно пекла домработница Гнедых.

Друзья пили пиво, закусывали и громко разговаривали, не заботясь, что их могут подслушать посторонние. Посторонних не было, только охранник. Никакой прослушки, он лично проверил все углы и стены перед тем, как туда вошел хозяин.

Они говорили, не опасаясь чужих ушей. Громко.

– Вот если бы, старик, мы не прошли с тобой огонь, воду и медные трубы, я бы давно уже от тебя избавился, – признался Гнедых после сорока минут пустого трепа о бабах, бывшей жене и пустой невезучей Веронике. Зубами откупорил бутылку пива, на которой пробка вдруг не пошла по резьбе. – Что ты творишь, а, Стас? На кой черт тебе понадобилось бить эту несчастную по голове? Ты же все успел! Зачем?

Стас коротко вздохнул с деревянной скамьи напротив и виновато глянул в глаза другу.

– Прости, Саш! Бес попутал.

– Я хочу знать: зачем? Подставить меня решил? – Гнедых страшно оскалился и цапнул зубами бутылочное горлышко. – Вот так я тебе голову откушу, если что, Стасик!

– Саш, чего ты завелся-то? Из-за девки какой-то! Далась она тебе.

Гнедых с грохотом поставил бутылку на стол. Уперся ладонями в широко разведенные голые колени, глянул тяжело.

– А ничего, что меня в ментуру таскали для допроса, а? – Голос был тихий и страшный. – Я успел забыть, Стасик, как это подло и противно, когда мент буравит тебя сочувственным взглядом и строчит, сука, свой протокол! Ты в какое говно меня втянул, Стасик?

– Прости, Саша! Прости!

Стас Бушин заерзал на деревянной скамейке, кутаясь в белоснежную простыню, как будто ему было холодно. На самом деле ему было сейчас так жарко, словно его черти жарили!

– У меня и в мыслях не было, поверь, сделать гадость именно тебе.

Стас промокнул кончиком простыни пот над верхней губой. Там пощипывало. Он тут же вспомнил, что сегодня неосторожно порезался, когда брился. Все из-за Жанки – подкралась сзади, чтобы обнять, и толкнула. Он порезался, разозлился. Обернулся на нее, чтобы прикрикнуть, – и не смог. Она так на него смотрела…

Стыдно признаться, но он был слаб перед чарами этой бабы. Тонул в ее бездонных глазищах. Задыхался от запаха ее кожи – гладкой, как бархат. Млел от ее улыбки. И хотел, хотел ее постоянно. Они редко вылезали из койки, когда оставались одни. И он точно знал, что хочет провести остаток жизни с ней, а не с кем-то еще. Кажется, она хотела того же, но…

Но Стас не был дураком. Он понимал, что в браке к огромной разнице в возрасте должно прилагаться огромное состояние. Пока у него с этим все в порядке, хотя Жанка и обладала уникальной способностью избавлять его от его денег. Пока все нормально. Но ведь это пока. А что будет дальше? Когда он начнет стареть, дряхлеть? Компенсация должна быть куда ощутимее, так? И стараться нужно уже теперь. Вот он и старался.