Шагами замерила длину и ширину нашего колпака, примерно прикинула высоту. Да уж, большое сооружение… Надо еще смотреть, чтоб в дверь прошло!

Шагая к флигелю, я вдруг задумалась, а где, у кого Клотильда раздобыла эти редкие цветы.

Луковицы были явно не однолетние. Им года три, четыре… Кто-то выращивал их, отогревал так же землю, высаживал, когда все кругом было еще в снегу…

«Что-то я не слышала о таких умелых садоводах, — подумала я. — А если есть в наших краях такие, то почему лекарство из двуцветника такая редкость?»

И тут же вспомнилась моя разоренная комната… Как будто что-то искали…

«Клотильда у меня искала эти цветы? В комнате? Искала тайник? В поселке наверняка знали, что аптекарь варил зелье из двуцветников. До Клотильды молва и дошла. Может, и теплицы побила от злости, что ничего не нашла? Думала, он там растут, а там ничего не оказалось? Иначе отчего ей быть такой злой? Но зачем ей двуцветник, лечиться? Так она здорова. Кого-то иного лечить? Так вся ее семейка как лоси. На них пахать можно. А кого-то иного пожалеть Клотильда просто не может. Продавать? Наживаться?»

Ответа на эти вопросы у меня не было к сожалению…

Дома Лиззи уже разливала травяной чай по кружкам, раскладывала по тарелкам еду.

Мрак вертелся рядом, дожидаясь своей порции мяса.

Получив, убрался в угол и принялся за еду.

— Мы сейчас пойдем? — нетерпеливо спрашивала Лиззи, пока я мыла руки.

— Да, только позавтракаем.

— А денег много возьмем? Все?

Я улыбнулась.

— Ну, что ты. Мы же не собираемся купить половину поселка!

— О-о-о, — протянула Лиззи благоговейно. — Это было бы здорово!

— Возьмем три монеты золотых, да медяшек с серебряшками. Остальное пусть Мрак сторожит. И Клода, и золото наше. Тут его оставим.

— А нам хватит на все? — обеспокоенная, спрашивала Лиззи. — Вдруг нет? Вдруг на что-то не достанет?

Я снова усмехнулась.

— На пять золотых можно маленький дом купить, — сказала я. — Мы берем три.

Лиззи ничего не ответила. Только вздохнула и как будто бы успокоилась.

В дверь вдруг слабо поскреблись и Мрак зашелся громовым лаем, подскочил со своего места у порога.

— Странно, — произнесла я, поднимаясь. — Раньше он не лаял на людей. Таился и молчал, если кто приходил.

А Мрак рычал, скаля зубы и прижимая уши.

Я теперь не боялась визитов Клотильды и Жана. Вместе с собакой Господарь мне словно охранную грамоту выдал против них. Да и против любого человека, задумавшего зло.

Но того, что стоит за дверью, и что так яростно облаивал Мрак, я вдруг испугалась.

Что там?

Все ж насмелилась, дверь отперла, придержав пса.

С мороза, в тепло натопленной комнаты, просочился не громила и не разбойник, а тощий мальчишка лет четырнадцати.

— Сестрица, не погуби, — бледными, растрескавшимися от жара губами, прошептал он. — Больно… ой, как больно-то! Дай… пластырь свой чудный дай! Спаси! Терпеть больше не могу!

Одет он был из рук вон плохо. Рванина, грязные растоптанные башмаки.

Бледный, тощий.

На плече, на драной старой шубе, расплылось темное пятно. Не было никаких сомнений — мальчишку кто-то укусил, притом не сегодня. Несколько дней назад. Разодрал острыми зубами одежду, добрался до живого тела.

— Больно, — в полубреду шептал мальчишка, сползая по косяку.

Мрак рычал на него, вздыбив на загривке шерсть и внимательно глядя на нашего визитера. Не сводя глаз.

— Только помоги, — молил мальчишка, — боль уйми! И я уйду! Клянусь, уйду, не потревожу!

Он разжал тонкие пальцы. На грязной ладони его лежало два медяка…

У меня даже сердце занялось.

Пришел лечится. Не обворовать, не тайком. Плату принес. А сам, небось, не ел несколько дней?

— Куда ж ты пойдешь! — сплеснула руками я. — Да уж, сейчас! Пойдет он! Давай, снимай свою шубейку. Посмотрим, что там у тебя.

— Там… — шептал он, слабыми руками пытаясь стащить с себя одежонку. — Не выдавай только людям, сестрица! Забьют они меня до смерти! Я клянусь — уйду, и больше не услышите обо мне.

— Ты обворовал кого-то? Кто укусил тебя? Охранные псы?

Мальчишка чуть тряхнул головой с грязными, неровно остриженными волосами.

— Упырь, кровосос, — выдохнул он страшное признание.

— Что? — я так и встала, перестала стягивать с него шубейку. — Упырь?..

— Это значит, — подала голос Лиззи, спрятавшаяся за нашу постель и боязливо оттуда выглядывая, — что он сам скоро станет упырем. И всех перекусает.

— Этого только не хватало!

Мрак рычал, захлебываясь злобой. Но мальчишка, кажется, так был вымотан и измучен болью, что ему было все равно. Даже если б собака на него кинулась, верно, ему было б не так больно.

Упырь, значит…

И Мрак зол…

Не на упыря ли он охотился все это время?! Не с ним ли разодрался в кровь?!

Этого только не хватало! От этих догадок волосы на голове шевелились. И вообще, что такое этот упырь? Суеверия местные? Юродивый больной? Зверь какой? Что?!

— Давно он укусил тебя?

— Нет, нет… третьего дня… Три дня не спал. Три дня болит. Я не опасен, я еще не опасен!

— Так, держи-ка Мрака, — кое-как придя в себя от этих новостей, велела я Лиззи. — Надо посмотреть, что там у мальчишки на самом деле!

Кое-как сняла я со стонущего его рубище, обнажив тощее костлявое плечо.

Оно и верно было прокушено. Челюсть странная, полукруглая, похожая на человеческую. Но зубы… Что ж за зубы у этого зверя, если сквозь одежду каждый из них прокусил?! Да оставил четкий отпечаток. Клыки что иглы, тонкие и острые. Кусают глубоко.

Раны были не особо ужасны. Ну, прокус. Ну, до крови. А вот припухлость вокруг них и краснота с синевой и черными прожилками — это дурно.

— Яд в тело пошел, — мрачно сообщила Лиззи, глянув на больного. — Скоро он сам захочет кусаться.

— Пожалей, сестрица, — умолял мальчишка. Он был так измучен, что и встать не мог на ноги. — Облегчи! Не гони! Некуда мне идти, некому мне помочь!

— Так ты сирота?

Я перевела дух. Ну, как не пожалеть попавшего в беду? Даже если он в упыря превратится в перспективе… сейчас-то это измученный больной и голодный ребенок!

— Неси-ка, Лиззи, самый большой пластырь от боли, — велела я.

—