нее. И мы нет-нет, да останавливались, показывали помаду любопытным, да продавали по пять медяков коробочку.

Ну, и купол я заказала у стеклодувов. Сказали, что справятся в три дня. Но плату потребовали вперед. Уж больно заказ странный. Если я его не возьму, то никому он и не пригодится.

Повозка наша была все полнее. На ней было и мясо, и молочный поросенок с медом — запечь на стол к празднику, — и подарки к Новому году. А я все ломала голову, где искать Господаря и как к нему попасть на прием.

Слуги его было по всему поселку. Ездили верхом, за порядком присматривали. На мои вопросы отвечали просто — Господарь в поселке.

Где? Где сам пожелает. После болезни верхом катается, свежим воздухом дышит. Смотрит, как народ живет.

И ничего конкретного. Я уж и надежду потеряла к нему попасть, увидеться.

Но помог нам случай. Точнее — Клотильда, как ни странно!

Я как раз заехала в лавку, где обычно продавала половину своих пластырей от боли.

Мы с лавочницей посчитали новые пластыри от спазмов и судорог — большие, по четыре медяка, и маленькие, по два. Она мне выдала деньги за них.

Как вдруг двери в ее лавку отворились, и ввалилась Клотильда, стеная и охая.

— Сестрица, — ныла она, — ну что, есть товар?!

Я даже остолбенела!

Она, наполучавшая по заслугам, моим пластырем лечиться хочет?!

Знает, кто его изготавливает, и нахально приперлась его к своей побитой жопе приложить?!

Клотильда двигалась враскоряку, как будто ее паралич хватил. Ноги волокла, руками опиралась о пару крепких деревянных костылей. Ныла и охала, хотя на ноги не забыла надеть новые сапожки, а плечи ее укрывала новая шуба.

— Уж сильно болит! — ныла она, подтаскивая свою тушу к прилавку. — Все ребра, хребтина так и ноет!

Хозяйка лавки ничего ответить не успела. Потому что я свои оставшиеся пластыри сгребла, и холодно глянула на Клотильду.

— Так и должно болеть, — сказала я злобно. — У воров всегда болит спина. Ведь палка господарская по ней гуляет! Даже не знаю, поможет ли тебе мой пластырь.

Клотильда даже дышать перестала, услыхав мой голос. Кое-как разогнулась, хватаясь руками завсе подряд. Глянула мне в лицо.

Да, она сразу меня не узнала.

Моя добротная одежда, мои причесанные волосы, мой уверенный голос — ничто не напоминало ей затравленную умирающую невестку.

Она смотрела мне в лицо и не верила своим глазам. По ее расчетам я, наверное, уже должна была остывать. А я стояла вот она, живая и здоровая. С румяными щеками. С полным карманом денег.

И уж этого Клотильда перенести не могла!

— А-а-а…— просипела она, словно из ее груди коленом жизнь выжимали. — Засужу!

— За что? — с нехорошей холодностью спросила я.

Клотильда тряслась, как холодец. Ее злобное лицо пылало румянцем.

— Искалечила! — проорала она, потрясая правым костылем. — Изломала кости!

— У-у-у, — протянула я. — Извини, что не подожгла. Господарь ведь велит строго казнить воров?

— Кто воровка?! — взвилась Клотильда, терзая на груди платок. — Кто?! Да я имею право!..

И она вцепилась в меня обеими руками, воя и визжа.

В общем, она вытолкала меня на улицу.

Меня с Лиззи, и ее, орущую, визжащую, то бьющуюся в припадке, то рвущую на себе одежду, тотчас окружила толпа зевак, потому что представление она устроила нешуточное.

Признаться, я ее напора испугалась. Как и Лиззи тоже. Мы прижались друг к другу, с ужасом наблюдая, как Клотильда кричит и брызжет слюной, словно у нее приключился припадок.

— За мое же добро! — вопила Клотильда на всю площадь, обращаясь к людям. — Меня же! Избили, изломали!

И люди вокруг ее трогать не смели.

Но не господаревы слуги.

Этот зловещий стук копыт я узнала б из тысячи.

Эту грозную поступь ни с чьей другой не спутаешь. Эти могучие кони с блестящей на солнце шерстью могли принадлежать только Господарю и его свите.

— А ну, прекратить!

Нас окружили всадники на черных, как смоль, конях.

Цокот тяжелых кованых копыт взлетал до крыш домов.

Всадники кружили вокруг нас, и вопли Клотильды странным образом утихли, заглохли. Словно она к лицу приложила подушку и сквозь нее продолжала кричать. Но совсем тихо, неслышно.

— Что тут за драка?

Я Господаря увидела сразу.

Он был верхом на огромном, страшном жеребце.

Видно, тот самый конь, что чуть не пал под ним.

Я его помнила; огромный, красивый, свирепый. Черный, как смоль. Длинноногий. С блестящей шкурой, отливающей синевой.

Вылечили его, стало быть. Не бросил, не дал ему Господарь помереть. Ну, все правильно. Верных друзей не бросают.

На лице Господаря была все та же серебряная неподвижная маска. Но даже не видя его лица, я знала: Господарю намного лучше. Он сидел в седле как влитой. С прямой спиной, с гордо поднятой головой. Расправив плечи, красуясь. В его руках, спокойно лежащих на луке седла, чувствовалась какая-то грозная сила.

Сильный мужчина.

В его присутствии и дышать-то боязно.

— Она меня избила-а-а… Искалечила, поломала-а-а…

Клотильда разбросала свои костыли и упала лицом в снег, под ноги господарского коня.

Господарь смотрел прямо на меня. Сквозь прорези в своей жуткой серебряной маске смотрел и молчал.

Он меня узнал, это я поняла сразу. Но, несмотря на благодарность, не спешил с выводами. Суд его должен был быть справедлив.

— Где ж она смогла тебя одолеть, такая маленькая и худая? — произнес он, наконец.

— Дома, Господарь, — дыша жарко и отвратительно, как совокупляющаяся чертовка, выдохнула Клотильда, ползя на коленях к Господарю. — Угостила меня палкой! Изломала ребра! Неблагодарная!

— Вранье! — выкрикнул вдруг выступивший из толпы любопытных мужчина.

Он прямо-таки пылал гневом и жаждой мести и справедливости.

— Это ж сироты из дома старого аптекаря! — вскричал он, тыча в нас пальцем. Ах, наш храбрый возница с лопатой навоза… и какой уверенный! В справедливости Господаря у него сомнений нет! — Я ж их до дома подвез! А эта старая ведьма у них последнее отбирала! В доме шарила! Кур красть пришла! Это моя палка по ее ребрам гуляла!

— Это невестка моя! — шипела злобно Клотильда. — Мой сын муж ее! Значит, дом ее — мой дом! Какое ж воровство?! За что побили?!

— А я слышал, выгнала ты ее, — сурово произнес Господарь. — Какая ж невестка, если живет отдельно?