Как поговаривали в кулуарах, половина этих беспорядков была подстроена самими властями, чтобы настроить коренных жителей Европы против эмигрантов, заодно дав шанс кое-кому обойти соперников на президентских выборах. Хотя после возникновения злой поговорки о том, что Париж – столица Африки, такие провокации были обоснованы.

Не требовалось особой проницательности, чтобы понять, – неожиданное предложение напрямую связано с его отказом завизировать рекомендации Генеральной Ассамблее ООН в том виде, в котором они были подготовлены Кьюзаком. И вот результат. Пульсирующие виски, ощущение, что какая-то грубая и бесчувственная сила приподняла его за воротник и собирается перенести в другое место, пусть даже когда-то он сам мечтал об этом.

«А может быть, это вовсе не подлость, а наказание за мою дерзость, – думал Лафардж. – Может, прав все-таки Кьюзак? Он говорил насчет огромной армии для борьбы со стихией, а ведь это здравая мысль, черт побери! Строительство дамб и обводных каналов, отряды ликвидаторов последствий стихийных бедствий. Сколько их уже обрушилось на наш мир и сколько обрушится еще! Что он еще говорил? Великий Промышленный Ренессанс Лафарджа…»

Профессор усмехнулся, посмотрев на ситуацию другими глазами. Все факты, обобщенные в период подготовки рекомендаций, все отчеты исследовательских групп, больше напоминающие нестройный хор голосов, кричащих Спасите Наши Души! Все это расставляло причины и следствия по местам. И всплыла в памяти загадочная поездка в Нью-Йорк, где Кьюзак, что называется, торговал трудом десятков и сотен специалистов, продавая его представителю глобального бизнеса, киту финансово-промышленной олигархии, который ведет жизнь в недосягаемой глубине, выныривая на поверхность исключительно в случае приближения каких-то событий, способных ограничить его аппетит.

И что теперь со всем этим делать? А может, сотворить нечто безумное? Один день! Один лишь день! Сколько неожиданностей может произойти за такое короткое время. Опоздание на авиарейс в Гвиану, попадание в автомобильную пробку, одну из тех, что нередко случаются на улицах Лондона. Недосмотр Кьюзака. Например, что станет делать его начальник, если Лафардж встанет и уйдет, прямо сейчас? Скроется в неизвестном направлении, вычеркнет этот день из своей жизни? И объявится в самый последний момент, с готовыми бумагами, содержащими его, Лафарджа, особое мнение.

Но постепенно подобные мысли улетучились. Ярче и отчетливей проступало другое. Интригующая фраза о каких-то секретах, которые ожидают его сразу по прибытии в Гвиану. Пометка, что в случае невозможности по разумным причинам принять руководство метеоцентром в указанный срок, академия оставляет за собой право назначить главой станции иное лицо. Такая спешка при назначении на должность логична лишь в случае шантажа и, если что, может послужить доказательством грязной игры, затеянной ради искажения заключения комиссии. Однако все детали приводили к неутешительному выводу: если Лафардж попробует играть в свою игру, то может потерять все. И ему придется долго-долго давить обшарпанное кресло на небольшой административной должности в глухой провинции. Если его вообще не вышвырнут куда-нибудь на обочину жизни. Лафардж понимал, что политика не его стихия и он вряд ли способен повлиять тут на что угодно. А вот метеостанция…

– Черт! Черт! Черт! – Профессор трижды ударил кулаком в ладонь, как будто это могло что-то изменить. Это была пусть маленькая, но победа над самим собой. Все же вначале хотелось бить по столу.

Мысли, эмоции, весь внутренний мир – все превратилось в колючее чувство злого бессилия.

Через несколько минут Лафардж пришел в себя, разобравшись с внутренними противоречиями. Собрав бланки и формуляры, валяющиеся на полу, он включил ноутбук и принялся печатать прошение о переводе его из Контрольной группы обратно в штат Национальной академии наук Франции в связи с предложением новой должности.

Конечно, это была всего лишь формальность. Теперь Лораку достаточно поставить свою подпись, и дело сделано! Лафарджа вышибли из игры, взамен дав то, что он должен был получить много раньше. Ему оставалось тихо радоваться, что с ним обошлись именно таким великодушным способом, а не каким-то другим. Автомобильная катастрофа по дороге в аэропорт Хитроу, неожиданное пищевое отравление, достаточно тяжелое, чтобы забыть о проблемах цивилизации и заботиться длительное время исключительно о своей печени. Вдобавок такое отравление функционера ООН можно свалить на русских, это тоже пойдет на пользу в чьей-то игре. Впрочем, все это чушь, решил он, покончив с заявлением и набирая номер Кьюзака.

Первые же услышанные фразы дали понять Лафарджу, что пытка оказалась куда изощренней, чем представлялось вначале.

– Алло! Лафардж? Да, я уже извещен. Рад за вас. Но администрация выставила условия, которые… О нет! Они просто хотят, чтобы вы доделали свою работу в Контрольной группе, а потом…

– Но здесь черным по белому указано, что если я не смогу в течение суток… Руководителем станции назначат кого-то другого.

– Знаю, знаю, профессор. Поверьте, я тут ни при чем.

Было слышно, как Кьюзак что-то приглушенно говорит в сторону. Но что это за разговор и кто является собеседником, разобрать было невозможно.

– Лафардж! Отличная новость! Вам не потребуется этот день, можете прямо сейчас заказать билет на текущий рейс, как представителю Организации вам всегда найдется место. Вот только…

– Что? – выкрикнул, не удержавшись, профессор, отлично зная, какие слова сейчас последуют.

– Проставьте подпись на последнем листе рекомендаций.

– А если я не соглашусь?

Злость снова ожила в нем, бессмысленным бунтом, круша и ломая заранее воздвигнутые переборки осторожности.

– Если не согласитесь…

Кьюзак так и не закончил фразу, она повисла в воздухе. Капкан захлопнулся, Лафардж это понял.

Однажды ему довелось подобрать по дороге настоящего маньяка. Прежде Дуг полагал, что подобные типы обитают исключительно в кинофильмах вроде «Убежища» и «Сплита». Но в тот раз, на отрезке пути между Пекосом и Мидлендом, на виду у громадины Гваделупе-Пик, он с ужасом осознал, что ошибался.

Его очередная попытка устроить личную жизнь завершилась разрывом. Отработав сезон на оловянной шахте под Альбукерке и накопив достаточно средств, Дуг решил сменить место обитания. Укатить по наводке знакомого врача в Даллас. Там вот-вот должна была открыться новая государственная клиника.