Часа через полтора в дверь заколотили ногами.

Бася накинула рубаху зятя Веры Леопольдовны, которую всегданосила дома, – та не липла к телу, в ней хорошо продувало запареннуюгрудь, – и побежала отпереть. Она всегда открывала дверь на любой стук, влюбое время суток, никогда не спрашивая, кто и зачем пожаловал. А чего тамспрашивать: отворяй, и узнаешь – кто.

На пороге, запыхавшись от волнения и восторга, багровый ипотный, стоял Петя, держа в охапке годовалого младенца – девочку с кудряшкамицвета красного золота. Видимо, он долго с нею бежал и здорово устал, нодевчонку держал отчаянно крепко, обхватив поперек живота, как щенка. Татерпеливо и деятельно, но молча сучила толстыми ножками, извиваясь, пытаясьотделаться от назойливой опеки и сползти на пол.

– Бася! – выпалил мальчиктревожно-счастливо. – Смотри! Смотри, какая чудесная, какие кудряшки у нейвеселые! Она настоящая! И теперь будет моя!

Подпихивая коленкой сползавшую с рук девочку, он потащил еев комнату, мимо помертвевшей Баси, сгрузил на диван и плюхнулся рядом. Но,испугавшись, что его добыча может скатиться с дивана и куда-нибудь уползти,снова схватил ее в охапку.

– Ее бросили возле магазина, чтобы кто-тозабрал… – выглядывая из-за пунцовых кудрей, торопливо объяснил оношалевшему Басиному лицу и зачастил, в попытке пресечь ее нарастающий, каквопль, ужас: – Она, конечно же, никому не нужна, я заберу ее в Томари, и онатеперь всегда, всю жизнь будет со мной!

– Ма-а-атка Боска! – наконец провыла Бася,бессознательно обшаривая влажными руками воздух вокруг, будто пытаясь нащупатьопору… – Цось ты нароби́леш?!! То ж мала адвоката Вильковского…Тéбе забийом, Пётрэк!

Схватила тяжеленькую малышку на руки и побежала, как была –в полурасстегнутой мужской рубахе, на ходу пытаясь выяснить у мальчика,трусящего, как побитая собачонка следом, где именно тот ребенка стащил.

И вот уж повезло так повезло: зареванная нянька до сих порметалась от дверей магазина до угла улицы, хватая за рукава прохожих ивымаливая хоть слово: не видал ли кто… От страха девица даже не успела ни домойпобежать, ни до милиции дойти – умирала, задыхалась, ревела белугой, обреченноуверенная в душе, что девочку украли цыгане. Но настоящая истерика началась унее, когда она увидела малышку живую-здоровую, хотя и трижды мокрую, на руках уБаси. Ее затрясло, заколотило и она так громко зарыдала от счастья иоблегчения, крестясь и поминая Йезуса, Матку Боску и всех святых, пришедших напамять, что еще какое-то время Бася держала малышку на руках, опасаясь, чтодура-девка от потрясения опрокинет коляску или еще как-нибудь попортит ребенка.

Затем состоялись короткие переговоры, в которыхвзаимозаинтересованные стороны (одна – визгливо, другая – ласково) условилисьпроисшествие замять: Бася объяснила, что заботливый «хвопчик» как раз иобеспокоился, что ребенок брошен, «як дворовый щенок», как раз и захотел ееуберечь… от кого? От цыган, само собой.

На обратном пути добрая Бася крепко держала Петю за руку,уговаривая его опамятоваться и понять, что живых детей, да еще таких пригожих(видал, какое платьице на ней, – не копеечку небось стоит!), да еще изтакой семьи… – их не бросают, не-ет… И чтоб сыну не огорчался: вот завтраони пойдут в гости в такой прекрасный дом, к таким прекрасным людям, где естьтакой прекрасный мальчик Боренька, у которого столько наилучших машин, что неттаких ни в одном магазине… Она вздыхала и время от времени переходила нарусский, видимо, полагая, что это убедительней для мальчика звучит:«никому-сабе… никому-сабе…» – сам, мол, сам виноват, некого винить.

Петя молча шел рядом… Не плакал. А чего плакать, он уже взрослый.Но видно было, что его занимает какая-то настойчивая мысль.

– А можно иногда с ней гулять? – вдруг спросил он,остановившись.

Остановилась и Бася, вдруг осознав огорченным сердцем, чтолегкий мальчик не так уж и легок, что внутри его детской души спрессованатяжелая властная сердцевина, никому не подотчетная.

– Нет, – сказала она твердо. – И чего там сней гулять, с этой крохой, какой тебе интерес с ней гулять, она еще иразговаривать не умеет. Вот завтра Боря, он твой ровесник… и он… и у него…

Внимательно заглянула в отчужденные прозрачные глаза, вкоторых ничего ей не удалось прочесть, и сочувственно улыбнулась:

– Сыну, тысь мышлял, же óна бендзе длятéбе сёстшичка?[7]

– Нет, – ответил он без улыбки, все продолжаядумать о своем, – нет, она будет моей главной куклой.

…И простодушная Бася ужасно бы удивилась, узнав, что нипочти настоящий кукольный театр, который организовал в Борином дворе Пётрэк,вдохновив на спектакли всю ребятню, ни его многочасовые труды по вылепливаниювстреченных днем людей – труды, поражавшие ее своим взрослым упорством, –ничто не вышибло из его головы неудачно украденной им малышки. Наоборот: еслиБася присмотрелась бы внимательней, она бы разглядела в слепленных фигурах исаму девочку, и изломанную, ничком застывшую фигурку ее матери, прыгнувшей изокна в небо, но до него не долетевшей. Наверняка Бася онемела бы от удивления,узнав, что каждое утро ее мальчик отправляется к тому дому, на углу улиц ИванаФранко и Зеленой, где недавно произошла трагедия, и молча ждет в тени брамы,когда девочка выйдет на прогулку с новой няней – пожилой, полной коротконогойженщиной, крупная голова которой едва возвышалась над капюшоном коляски. Онследовал за ними до парка Костюшко и там, сидя на скамейке напротив, примерно счас терпеливо следил за ними, неспешно извлекая из комка пластилина и сновалегко сминая, удивительных, не совсем реальных зверей. Девочка в это времяобычно спала. Но иногда она просыпалась, и тогда няня брала ее на руки и дажеспускала на землю, по которой та делала несколько пьяненьких шажков, радуясь,приплясывая на толстых поролоновых ножках и оглашая узорный от солнца и тенейвоздух сквера ликующим визгом.

Наконец он своего часа дождался: няне, видимо, приспичило втуалет. Озабоченно поглядывая вокруг и толкая перед собой коляску со спящейдевочкой, она направилась мимо Пети в конец аллеи, где усмотрела какую-томолодую мамашу – кому ж и поручить на пять минут ребенка, если не такой вотматери.

Петя вскочил со скамейки и вежливо сказал ей в спину:

– Я могу присмотреть за Лизой!

– Ты знаешь Лизу? – удивилась женщина, повернувсвою крупную кудрявую голову циркового борца.

– Конечно, – торопливо ответил примерныймальчик. – Я ваш сосед. Я внук пани Баси.

Та еще колебалась, но видно было, что поход в конец аллеи, аоттуда к уборной, в другом конце парка, ее уже сильно заботит.

– Ну ладно, – наконец решилась она. – Тыпросто рядом посиди, хорошо? Она спит, смотри не разбуди ее. Она, когданедоспит, сильно скандалит. Но если проснется, дай вот игрушку. А я мигом!