Офер понимающе кивал:

– Это правильно. Но не все сразу. Терпение. Савланут. Ты же физик, кажется? Надо начать с чего-нибудь меньшего. С техника, например…

– Я ж уже давно физик. Шесть лет учился, семнадцать – работал.

Зачем он это говорит, будто хвастается, цену себе набивает.

Офер посерьезнел:

– Ну, и молодец! Но это где было? В России. А тут ты все начинаешь сначала.

– Но я ж и сегодня что-то могу. И значит, от меня может быть польза какая-то. Здесь, в Израиле. Это же логично.

Офер развеселился:

– Логика у тебя какая-то странная получается.

– Почему странная?..

– Ну, вот смотри. – Офер оглядел собравшихся и указал на мужчину напротив: – Вот возьмем Хайма. Он здесь родился, армию прошел, учился, пошел работать. А ты когда приехал? Два года назад. И тоже хочешь работать. Значит, Хайма надо уволить, а тебя взять. Разве это правильно? Он же пришел первым.

Шура начал злиться. Ему стало безразлично, что о нем подумает влиятельный человек Офер, да и все остальные, вместе взятые.

– А если я работаю лучше Хайма? Ну, к примеру. Разве это не важно?

– Важно, конечно. Но он же раньше пришел. Он свой путь проделал, а ты нет. Вот когда проделаешь – милости просим!

Шура хотел сказать, что по-русски это называется «дедовщина», но ни на каком другом языке он этого слова не знал. А даже если бы знал, ничего бы не объяснил. Они говорили на разных языках.

Позвонила Фира. Шура обрадовался, расспрашивал о здоровье, о внучке, извинялся, что до сих пор не занес журнал. Вроде не перетруждается, а все равно ничего не успевает.

– Мои тоже носятся с утра до ночи, а машину опять не поменяли – денег нет. Я знаю… – Фира тяжело вздохнула.

– Значит, еще бегает, а то бы нашли деньги. Точно вам говорю.

– Куда она бегает? Бегает. Рома на этой неделе к механику ездил, так столько денег отдал, что Зоя даже мне говорить боится. Все – воры. Я знаю.

Шура слушал вполуха и пытался решить, что первично, а что вторично: наши прадеды и прабабки, которые вынесли это «я знаю» из своих далеких местечек, а потом довезли до исторической родины и передали детям. Или же это исконное ивритское выражение?

Неделю назад Рита попросила поехать с ней в Бат-Ям. У нее было назначено интервью с женщиной-мэром. Шура отнекивался, говорил, что, наоборот, все испортит. Надо о чем-то разговаривать, а тут он не мастак. Оказалось, что разговаривать совсем не обязательно, надо бегать с умным видом вокруг мэрши и щелкать камерой, да чтоб вспышка поярче загоралась. Кабланов Рита сама фотографировала, а тут все-таки мэр. Пусть знает, что журнал у них солидный и свой фотокор имеется.

Через пять минут Шура понял, что становится излишне навязчивым. Мэрша раздражалась, крутила головой, особенно когда он забегал ей за спину. Он кивнул Маргарите, и та глазами разрешила присесть. Он сидел и думал, что бодяга эта продлится еще полчаса, а хочется пить, и клиенты не обзвонены, и он опять проявил слабость и пошел на поводу у Риты. Дамы вели неспешную беседу.

– Как вы считаете, пенсионеры получат в этом году обещанные льготные квартиры?

Мэрша вытерла лоб бумажной салфеткой:

– Почему нет? Вон у нас какое строительство в городе. Так вроде наши пенсионеры довольны. Я знаю…

– А с какими кабланами вы предпочитаете сотрудничать?

– А у нас все кабланы бэсэдэр… То с одним сотрудничаем, то с другим. Я знаю.

И в этот момент Шура почувствовал, что понимает иврит. Он смотрел на мэршу, и ему казалось, что это какая-то тетка из многочисленных рассказов его бабушки. Неважно какая. Ни одну из них он никогда не видел, да и не мог видеть, но зато прекрасно представлял их мимику, слова, интонации. Откуда что берется и во что превращается? Он не знал. Главное другое: хочет он или не хочет, но это его родня.

– Представляешь, разонравилось мне. Заберите взад. И все тут!

Миша вошел в раж и уже не мог остановиться. Он только что вернулся из Нью-Йорка, где гостил у двоюродного брата. Тот давно звал, но Миша тянул. Не хотелось объяснять, что не по средствам поездка, тем более, он знал, что брат зовет, чтобы похвастаться. И это было вдвойне неприятно. В итоге тот оплатил билет, и теперь Миша гордился этим так, будто он сам оплатил билет родственнику. После короткого замыкания в офисе сгорела проводка, и электрик уже второй час что-то раскручивал, а затем прикручивал, но электричества не было. Шура злился, хотелось домой, так как все равно ничего не работало, но Гарин не унимался, с азартом воспроизводя удивительные подробности американской жизни. Сейчас он рассказывал о том, как они с братом пришли в магазин, чтобы приодеть Мишу. Накупили тряпок за сущие копейки, не то что тут. Дома, по настоятельному требованию жены брата, он еще раз все примерил, и две рубашки жена забраковала. Ну не идут, и все. Расцветочка не его. На следующий день вернулись, брат бросил на прилавок рубашки и потребовал назад деньги. Все вернули как миленькие, еще спасибо сказали. Это его особенно впечатлило. Хотел рассказать, как бы у них отреагировали, но передумал. В Израиле, если ты купил, например, ботинки, а они у тебя по дороге домой разлезлись, тебе предлагают следующие услуги: ботинки чинят, а если уж они разорвались второй раз, меняют на аналогичные. Главное надо знать, что, если ты отдал деньги, ты их не получишь никогда и ни за что. Шура долго не мог этого взять в толк и тратил нервы впустую. Первая его самостоятельная покупка – электрический чайник сломался после второго кипячения. Он прибежал в магазин к открытию. Продавец лениво осмотрел вещь и отложил в сторону:

– Попробуем починить. Приходи через неделю.

Шура задохнулся от возмущения:

– Что тут чинить! Отдайте деньги.

Дальше все пошло по обычному сценарию. Шура клял себя, что зашел в первый попавшийся магазин. Хотя чайник был не из дешевых. Позвонил Лиде. Лида запричитала:

– Да ты что! Правда, что ли?! Хамы какие! Первый раз такое слышу! Это ж надо, какие сволочи! Шурик, есть такой мисрад по защите прав потребителей. Вот тебе туда надо. Позвони по справочной, тебе номер дадут. И только не мямли, я тебя прошу! Ори во всю глотку. Ругайся, скажи, ты этого так не оставишь.

– Лид, как я скажу? На каком языке?

Лида задумалась.

– По-английски ори. Тогда точно все сделают.

Шура тогда ее поблагодарил, но никакой телефон доставать не стал. С сегодняшним своим израильским опытом он не понимал одного – почему люди (кстати, не только Лида) не могли сказать четко и спокойно: Шура, тебе не повезло? Так бывает, к сожалению, часто. Можно сказать, почти всегда. Так что расслабься и не трать зря нервы. Ты все равно никогда ничего не добьешься. Теперь Шура понимал, что эти слова сильно бы облегчили его адаптацию в Израиле, и еще он знал, что, если бы у него сейчас спросили, что надо делать, если тебя обманули, он бы честно сказал: ничего. Но его никто не спрашивал.