Синяя косынка. Блестящие глаза навыкате. Платье цветаморской волны.

Все это было знакомо. Одной рукой женщина вцепилась в лицополицейскому.

Брызнула кровь.

Проходя мимо, Гэррети узнал ее. Конечно, это была матьПерси.

Перси, который пытался убежать в лес и был застрелен спервым же шагом.

— Где мой сын? — кричала она. — Отдайте моего сына!

Толпа с энтузиазмом приветствовала ее. Маленький мальчикплюнул ей на ногу и поспешил прочь.

“Джен, — думал Гэррети, — Джен, я иду к тебе, и черт с нимсо всем.

Клянусь, что я дойду". Но Макфрис был прав. Дженплакала, она умоляла его изменить решение:

“Пожалуйста, Рэй, я не хочу тебя потерять, это простоубийство…" Они сидели на скамейке за эстрадой. Это было месяц назад, вапреле, и он обнимал ее за талию. Она надушилась духами, которые он подарил ейна день рождения. Этот запах, томный и таинственный, пьянил его. «Я долженидти, — говорил он. — Должен, ты просто не понимаешь».

“Рэй, это ты не понимаешь, что делаешь. Рэй, не делай этого,я люблю тебя".

“Что ж, она была права. Конечно, я не понимал, что я делаю.

Но я и теперь не понимаю. Черт меня побери, я и теперь не понимаю.Вот и все".

— Гэррети!

Он тряхнул головой, пробуждаясь от своих мыслей. Рядом с нимшел Макфрис.

— Как ты?

— Нормально, — неуверенно ответил Гэррети. — Кажется,нормально.

— Баркович спятил, — с довольным, видом сообщил Макфрис. —Говорит сам с собой. И он хромает.

— Ты тоже хромаешь. И Пирсон.

— Да, правда. Но Баркович… Он все время трет ногу. Похоже,он растянул мускул.

— За что ты его так ненавидишь? Почему не Олсона? Не КоллиПаркера? Не нас всех?

— Потому что Баркович знает, что делает.

— Хочешь сказать, он думает, что выиграет?

— Откуда ты взял?

— Ну… Он сволочь. Может быть, сволочам везет?

— Хорошие парни приходят к финишу раньше?

— Не знаю. Ничего не знаю.

Они проходили мимо маленькой сельской школы. Ученики стояливо дворе и махали им. Некоторые забрались на забор, и Гэррети вспомнил рабочих.

— Гэррети! — закричал один из них. — Рэй Гэррети! Гэ-рре-ти!Мальчишка прыгал, как заведенный, выкрикивая его имя, и Гэррети помахал ему.Когда школа вместе с мальчишкой скрылись из виду, он испытал облегчение.

Их догнал Пирсон:

— Я тут думаю…

— Побереги силы, — посоветовал Макфрис.

— И о чем ты думаешь? — спросил Гэррети. — Каково будеттому, кто дойдет вторым. — И каково же?

— Ну, — Пирсон прищурился, — представляете: пережить всех,кроме одного! По-моему, нужно установить приз для второго.

— Какой?

— Не знаю.

— Жизнь, — предположил Гэррети.

— Кто же за этим пойдет?

— Никто, пока Путь не начался. Но сейчас я был бы рад иэтому. Черт с ним с призом. А ты?

Пирсон довольно долго думал.

— Не вижу в этом смысла, — сказал он наконец.

— Скажи ему, Пит.

— Что сказать? — пожал плечами Макфрис. — Он прав. Целыйбанан или вообще никакого банана.

— Вы спятили, — сказал Гэррети без энтузиазма. Он оченьустал, и у него начинала болеть голова. Может, так начинается солнечный удар?Что ж, так лучше — просто упасть без сознания и проснуться уже мертвым.

— Конечно, — сказал Макфрис миролюбиво, — мы все спятили,иначе нас здесь бы не было. Мы все хотим умереть. Ты это еще не понял? Поглядина Олсона — это же просто череп на палке. Разве он не хочет умереть?

— Ну ее, эту чертову психологию, — подвел итог Пирсон. — Явсе равно уверен, что никто из них не согласен прийти вторым.

ДЛИННЫЙ ПУТЬ — продолжался.

Солнце палило все сильнее. Ртутный столбик дополз досемидесяти девяти градусов (у одного парня был с собой термометр) и готовилсяперепрыгнуть на восемьдесят. "Восемьдесят, — подумал Гэррети. — Это еще нетак жарко. В июле будет жарче градусов на десять. При такой температуре сидетьбы в тени во дворе и есть холодный куриный салат. Или плескаться в ближайшейречке.

Вода сверху нагрелась, а внизу у ног, она холодная, и тамводятся пиявки, но это ерунда. Эта вода омывает тебе грудь, живот,волосы". — При одной мысли об этом по коже у Гэррети пробежали мурашки.Восемьдесят. Искупавшись, можно залечь в гамаке с какой-нибудь хорошей книжкой.Однажды они залезли в гамак вместе с Джен и качались, пока член не уперся ему вживот, как горячий камень. Она делала вид, что ничего не замечает. Восемьдесят.О Господи!

Чепуха какая-то.

— Мне за всю жизнь не было так жарко, — прогундосил Скрамм.

Его широкое лицо раскраснелось, как сковородка. Он снялрубашку и вытирал ею пот, который тек с него ручьями.

— Лучше надень рубашку, — посоветовал Бейкер. — Сгоришь.

— Я уже сгорел, — хмыкнул Скрамм.

— Чертов штат, — сквозь зубы проговорил Колли Паркер. — Вжизни такого не видел.

— Не нравится, сидел бы дома, — буркнул Гэррети и отхлебнулиз фляжки.

Он не пил много, чтобы не получить спазм. Один раз с нимслучилось такое.

Он помогал соседям, Элвеллам, ворошить сено. В сарае былоочень жарко, и Гэррети выпил три стакана холодной воды.

После этого у него вдруг резко заболели живот, и спина, иголова, и он упал в сено, как тряпичная кукла. Мистер Элвелл держал его своимимозолистыми руками, пока он блевал. Потом он поднялся, слабый от боли и стыда,и его отослали домой — мальчика, прошедшего одно из первых испытаний намужественность. Он шел, и солнце било его по обгоревшей шее, как десятифунтовыймолот.

Он вздрогнул, и головная боль тут же нахлынула волной. Передглазами заплясали черные пятна.

Он оглянулся на Олсона. Олсон шел, только язык его почернел.

Глаза невидяще смотрели вперед. Господи, только бы не статьтаким, как Олсон. Что угодно, только не это.

— Мы не дойдем до Нью-Хэмпшира, — мрачно сказал Бейкер. —Ставлю что хотите.

— Два года назад они дошли, — возразил Абрахам. — Четверо изних, во всяком случае.